Main Page English Version  
Previous Up Next

"Китайская авантюра 2" - вторая экспедиция С.А.Курбатова в Китай (Chinese adventure 2 - 1994)

С.А. Курбатов

 

Когда я уезжал после своего первого путешествия из Китая, Валера Ткачев сказал мне:”Приезжай еще, приглашение я тебе вышлю”. Я и не предполагал, что обстоятельства сложатся таким образом, что уже меньше, чем через три месяца я снова воспользуюсь этой возможностью. А именно, 27 августа 1994 года я снова загрузился в поезд Москва – Пекин. Рано утром 2 сентября я опять оказался на железнодорожном вокзале китайской столицы.

Теперь, приехав в Пекин, я уже не выглядел столь растерянно, как в первый раз. Опыт – великая вещь. Уверенно пройдя через площадь мимо атаковавших меня таксистов,- готовых везти меня куда угодно, но только не по счетчику, - я прошел на стоянку, где сел в самое дешевое такси за 1 юань/км. В Пекине три вида такси: в зависимости от класса машины стоимость одного километра будет составлять 1, 1.6 или 2 юаня. Вообще, это очень удобный и относительно недорогой вид транспорта для человека, не говорящего по-китайски. Остановил в городе машину, показал водителю заранее заготовленное на китайском языке название пункта назначения или точку на карте города, и строго по счетчику, со сдачей, будешь доставлен без всякой головной боли. Я показал таксисту визитную карточку Валеры, где было в том числе написано “Посольство Российской Федерации” и ниже адрес. Вскоре я был на месте. Все удовольствие обошлось мне в 9,6 юаня, то есть чуть больше одного доллара.


Священная гора Эмейшань.

В свой второй приезд я решил посетить две другие точки на территории Поднебесной: сначала посетить священную буддийскую гору Эмейшань в провинции Сычуань, а затем отправиться на самый юг провинции Юннань, на границу с Лаосом, в заповедник Мынъян. Однако, билетов в столицу Сычуани, город Ченду, ни на сегодня ни на завтра не было, и я принял решение поменять очередность посещения запланированных мест. Переночевав в посольской гостинице, утром следующего дня я уже сидел в поезде, следующим до столицы Юннани, города Куньмин. Поезд шел туда двое с половиной суток и прибыл в Куньмин 5 сентября в 20 часов. Если первые два дня пути не представляли из себя ничего интересного, то в последний день, когда дорога шла через провинцию Гуйчжоу, виды были просто сказочными. Железнодорожный путь был пробит высоко в горах, и одно время поезд шел по участку, где туннели беспрерывно чередовались с мостами через ущелья: туннель, мост, туннель, мост…, и так на протяжении не одного десятка километров. Глаза устали от постоянной смены яркого света и почти полной темноты. Затем вообще пошла полная фантастика. Дорога поднялась еще выше и некоторое время фактически шла по самому гребню горного хребта. Я никогда (ни до ни после) не видел таких железных дорог. Поезд мчался вперед, а с обеих сторон от него вниз уходили гигантские пропасти. Создавалось полное впечатление, что еще немного и наш поезд оторвется от земли и полетит…

Во время этой поездки я познакомился с одним южнокорейцем, который учился в Пекине, а сейчас вместе с двумя китаянками, сидевшими в соседнем вагоне, ехал туда же, куда и я – в Щишуаньбанну, самый южный район Юннани, расположенный уже в зоне тропиков. Когда мы вчетвером вышли на привокзальную площадь, было уже темно. Как и в других городах, к прибывающему поезду подходит масса народу, предлагающего прибывшим пассажирам ночлег. Мои новые знакомые мигом договорились с какой-то бабулькой. Ночевка предполагала 20 юаней с человека. Но как только бабка увидела, что вместе с ними двинулся и я, она запротестовала. Ее принялись убеждать, что я тоже человек и иногда тоже хочу спать, но она заупрямилась. Выяснилось, что она боится проверки. Иностранцам в Китае можно легально ночевать только в гостиницах и отелях, да и то не во всех, а лишь в имеющих на это разрешение.

Мы решили разделиться. Девицы пошли к бабке, а я с корейцем - в отель на привокзальной площади. Мы устроились с ним в двухместный номер с ванной и туалетом за сто юаней с носа. После того, как мы помылись, мой приятель сказал, что надо бы проведать его спутниц, а заодно и поужинать. Я согласился. Мы пересекли привокзальную площадь и пошли вглубь какого-то квартала. Боже, мы очутились в районе, где в самый раз было бы снимать фильм о войне гонконгских преступных кланов. Узкие извилистые улочки, грязные и вонючие, бесконечные ответвления, тупики, черные ходы, какие-то сомнительные личности, нищие в лохмотьях, висящее повсюду белье… Все это тускло освещалось редкими фонарями. Мне стало несколько не по себе. Но мой кореец уверенно продвигался вперед и к моему облегчению мы, наконец, пришли. Забрав девиц, мы пошли назад и, выйдя на привокзальную площадь, сели в одной из близлежащих забегаловок. Поужинав, мы снова пошли по трущобам провожать наших девиц, а затем – уже в четвертый раз проходя через злачный квартал (к виду которого я, пожалуй, уже успел привыкнуть) – вернулись к себе. Уже на подходе к нашей гостинице, мы увидели, что за нами увязалась какая-то старуха. Она что-то бойко защебетала моему приятелю. Тот со смехом отогнал ее, сказав мне, что нам предлагаются проститутки и что если я желаю… Я не желал.

Еще не было семи утра, как мы все снова встретились на все той же привокзальной площади. Автобус до Щишуанбанны должен был отправляться в начале восьмого. Мы сели в автобус, но только в 9 часов наконец отправились. Нам предстоял 24-часовой путь длиной более 700 км, большей частью по горам, на самый юг провинции Юннань. Стоимость проезда составляла 80 юаней, то есть несколько менее 10 долларов. Первая треть пути была неинтересной: мы пересекали Юннаньское нагорье, окультуренное на все 100%. Вокруг тянулась плоская высокогорная равнина (около 2000 м над уровнем моря) с бесконечными полями и селеньями. Затем стало значительно интереснее. Рельеф стал гораздо более расчлененным, и вот мы начали преодолевать серию параллельных хребтов, перемежаемых довольно узкими речными долинами. Дорога превратилась в бесконечный серпантин, сначала поднимаясь на хребет, затем спускаясь вниз, чтобы снова начать подниматься на очередную горную цепь.

Здесь народ затошнило. Первой ласточкой стала средних лет пассажирка, сидевшая как раз за моей спиной. Издаваемые ею утробные звуки создавали полную иллюзию, что она облюбовала мою спину в качестве отхожего места. Вскоре ей начал вторить мужчина, сидящий впереди меня. Нельзя сказать, чтобы это меня не нервировало, и я стал подозрительно посматривать на своего корейского друга справа. Но тот, слава Будде, ни о чем таком не помышлял. Зато дуэту откликнулся пассажир из последнего ряда, который не нашел ничего лучшего как испачкать проход. В воздухе разлилось смрадное зловоние… Я не знаю, может у китайцев вестибулярный аппарат похуже нашего, но в междугородных автобусах очень часто находились пассажиры, которые открывали окна и с клекотом начинали опорожнять свои желудки через ротовое отверстие, заставляя испуганно шарахаться от автобуса проезжающих мимо бесконечных велосипедистов. Впрочем, “испуганно” – это сказано слишком сильно. Китайский велосипедист обладает железными нервами, и его ничем не проймешь. Водитель каждого транспортного средства, нагоняя на дороге очередного велосипедиста, считает своим непременным долгом оглушительно просигналить. Таким образом, велосипедист, едущий по трассе из одной деревни в другую, буквально каждую минуту слышит за своей спиной сигналы обгоняющих его машин. Его нервная система, видимо, со временем теряет всякую чувствительность и за ненадобностью атрофируется.

До сумерек наш автобус пару раз останавливался около придорожных забегаловок, и весь народ дружно вылезал подкрепиться, размяться и по иным надобностям. В связи с последним обстоятельством автобус делал промежуточные короткие остановки вне населенных пунктов. Китайцы отправляли физиологические потребности совершенно не стесняясь и не отходя от автобуса; отдельные личности вообще садились у задних колес автобуса. Китаянки все же отходили подальше, хотя и не особенно прятались.

Наступившая ночь не стала препятствием нашему движению вперед. В автобусе было два водителя: пока один вел машину, другой отсыпался на соседнем сиденье, которое можно было откинуть назад и пользоваться им как лежаком. Пассажиры один за другим начали отключаться, а я еще долго не мог заснуть, думая о завтрашнем дне, когда, наконец, сбудется мечта моего детства, и я попаду в настоящий тропический лес.

Ранним утром всех разбудила остановка на КПП, который находился на въезде в Щишуанбанну. В автобус вошли два полицейских и стали проверять у пассажиров документы, а кое у кого и вещи. Одного человека ссадили с автобуса. У меня только посмотрели визу в паспорте. Я подозреваю, что в этот район Юннани попасть может не каждый китаец, а лишь его житель или обладатель какого-нибудь специального разрешения. И связано это в первую очередь с тем, что этот район непосредственно примыкает к знаменитому Золотому треугольнику – мировому центру по производству опиума. Один из путей распространения этого зелья проходит как раз через Щишуанбанну, затем в Шанхай и Гонконг, а оттуда уже в Европу и США.

Наконец автобус снова двинулся в путь. До моей цели – заповедника Мынъян (Mengyang) – оставалось 2-3 часа. Растительность уже изменилась. По обочинам дороги росли невысокие (метров пять), но толстые пальмы, стволы многих из которых были сплошь покрыты эпифитными папоротниками; на окрестных полях помимо риса и кукурузы выращивали ананасы и какие-то совершенно непонятные растения. Несколько раз в воздухе проносились небольшие стайки зеленых попугаев. А еще через некоторое время мы въехали в лес и ехали по нему около часа, пока автобус не остановился в небольшом местечке под названием Саньчахэ. На обочине стоял плакат с нарисованной на нем большой и яркой бабочкой-парусником. Здесь мне надлежало выходить. Я тепло попрощался с корейцем и его спутницами, мы обменялись адресами, и автобус уехал, а я остался.

Метрах в пятидесяти справа от дороги стояла какая-то хибара, а дальше виднелся маленький поселочек. Хибара оказалась билетной кассой: за вход в заповедник требовалось уплатить 30 юаней. Я купил билет у хозяина хибары и спросил, куда идти дальше. Тот показал на группу из трех-четырех одноэтажных домишек на окраине поселка. Я подхватил рюкзак и сумку и двинулся в указанном направлении. Подойдя ближе, я увидел рядом с домишками неясного назначения большой купол высотой метра три, который был сделан из металлической сетки. Внутри стояло множество горшков с растениями. Сами дома располагались в виде буквы “П”, а в центральном дворике красовалась шикарная круглая клумба. Рядом росло несколько невысоких экзотического вида растений папайи. Из одной из дверей самого длинного дома вышла дама лет 45, имевшая вид матерой кастелянши. Она все время хитро улыбалась. Я сложил ладони вместе и сунул их себе под щеку. Дама замотала головой и начала что-то объяснять мне, показывая в сторону леса. В конце концов я понял что ночлег ждет меня не здесь, и нужно еще куда-то пройти через лес. Я собрался уходить, но она открыла дверь небольшого домика и жестом пригласила внутрь. Я вошел. Все стены внутри были увешаны коробочками со стеклянными крышками, внутри которых находилось по расправленной бабочке. Все это предлагалось на продажу. Мне сразу стало ясно и назначение сетчатого купола – это была ферма по разведению бабочек. Я сделал вид, что все это очень красиво, но меня ни в малейшей степени не интересует. Тогда дама вывела меня на вымощенную плиткой тропу, начинающуюся сразу за домами, и еще раз, махнув вперед рукой, прощебетала что-то по-китайски. И я двинулся в неизвестность по дороге, вымощенной белой плиткой. Сначала тропа шла через заросли кустарника и бамбука, а затем углубилась в лес.

Нельзя сказать, чтобы тропический лес сразил меня своим видом наповал, но я испытал сильный восторг и возбуждение. Вокруг была масса всего интересного. Вот фикус-душитель почти полностью окружил своим стволом ствол дерева-хозяина, которое уже погибло в его железных объятиях. Вот стоит дерево с характерными “досковидными” корнями – типичная для тропиков жизненная форма. Вот огромных размеров эпифитный папоротник: как только ему удается держаться на таком гладком стволе. Вот рядом стоят два дерева с совершенно одинаковыми стволами; но стоит только посмотреть на их листья, как сразу становится очевидным, что эти деревья так же далеки друг от друга как таракан от крокодила. А вот совершенно чудовищной толщины лиана оплела дерево-великан, гладкий ствол которого уходит далеко-далеко вверх и там, выйдя из-под полога леса к солнцу, образует непривычной формы крону. Стоит неумолчное верещание цикад, кузнечиков и древесных лягушек, слышны крики каких-то неведомых мне птиц, а вокруг летает множество бабочек ярких причудливых раскрасок. Мне особенно запомнилась одна: эта крупная, сантиметров 15 в размахе крыльев бабочка стремительно летала в затененных местах у самой земли; каждое из ее темных, почти черных крыльев имело на середине неправильной формы крупное пятно интенсивно синего цвета, и эти пятна вспыхивали и сверкали как драгоценные камни.

А затем произошло совершенно невероятное. Тропа стала понемногу подниматься на небольшой холм, и вдруг в густом бамбучнике около самой тропы, метрах в 25 впереди, я увидел огромного индийского слона. Я был совершенно ошарашен этим событием и несколько мгновений стоял как вкопанный. Затем начал лихорадочно нащупывать в сумке фотоаппарат. Сначала я боялся подойти поближе (мало ли что слону взбредет в голову) и снимал издалека, поэтому первые фотографии получились неудачными: в зарослях виднелась только часть слоновьего тела. Но время шло, и стало понятно, что слон совершенно на меня не реагирует. Он потихоньку продвигался перпендикулярно тропе и вскоре вышел на дольно открытое место. Здесь рос густой мелкий бамбук не более метра высотой и несколько кустов огромного бамбука 30-метровой высоты, стебли которого были около 15 сантиметров в диаметре. Вот эти-то длиннющие бамбучины слон и принялся ломать с помощью своего хобота, чтобы добраться до нежных листочков на самой вершине стебля. Я постепенно наглел и вскоре уже стоял в 5 метрах от слона. Эти последние фотографии получились гораздо удачнее, и слон на них выглядит большим симпатягой. Сломав и объев еще несколько стеблей, слон ушел через заросли, но я еще довольно долго слышал треск кустарника под его могучими ногами.

Я двинулся дальше по тропе. Примерно через километр она привела меня к домику, в котором жили три семьи молодых людей, которые, похоже, были кем-то вроде смотрителями заповедника. Впрочем я могу и ошибаться. К одному из парней я обратился с традиционным жестом, не могу ли я здесь заночевать. Парень знал несколько английских слов. Помогая себе руками, он ответил, что здесь ночевать нельзя, надо идти назад. Завязалась оживленная беседа двух глухонемых. Я говорил, что там, куда он указывает, я уже был, и меня отослали сюда. Он настаивал, что мне непременно надо именно туда, откуда я пришел. Дело кончилось тем, что он написал записку на китайском, отдал ее мне с тем, чтобы я вручил ее кастелянше. Делать нечего, я двинулся в обратный путь со ставшими для меня уже родными рюкзаком, сумкой и палаткой. Тропа была около трех километров. Я преодолел это расстояние за час и снова стоял перед моей кастеляншей. Ситуация повторилась, так как она снова стала посылать меня обратно. Тогда я протянул ей записку. Она прочла ее, усмехнулась и предложила следовать за ней.

В самом длинном доме, куда мы направились, было 4 или 5 дверей (сейчас точно не помню). За одной из них жила сама кастелянша с семьей, за другой еще кто-то. За крайней правой дверью помещение использовалось под склад. Мы направились к крайней левой двери. Кастелянша отперла и предложила мне устраиваться, сказав, что ночь будет мне обходиться в 5 юаней. Мое пристанище представляло собой две комнаты с пятью кроватями, 1 стулом и небольшим столиком. Одна из кроватей была снабжена противомоскитным пологом и застелена чистым бельем. Я решил, что все это очень неплохо и принялся распаковывать рюкзак. Вообще, мне показалось, что мое полное незнание китайского языка только способствовало моему устройству в заповеднике. Видимо, персоналу стало ясно, что меня легче здесь устроить, чем объяснить, что устроить меня здесь нельзя. Да и кроме того я был избавлен от объяснений, кто я и что мне здесь нужно. Мне было показано, где умываться, где туалет, и потекла моя будничная энтомологическая жизнь.

В шесть я вставал, готовил на примусе еду (разжигание примуса все время вызывало неподдельное восхищение окружающих) и шел в лес, неся в руке сумку не первой свежести. Содержание сумки (а там были почвенные сита и другие энтомологические принадлежности) все время очень интересовало бдительную кастеляншу, и она постоянно указывала на нее пальцем, вопросительно глядя на меня. Я прикидывался полным валенком и решительно не понимал ее намеков. Однажды я вытащил из сумки фотоаппарат и с умным видом показал ей.

Приходя в лес, я сразу же сворачивал с тропы и забирался подальше в дебри, чтобы меня не было ни видно, ни слышно, и весь день собирал своих жуков. Один раз меня напугал 20-сантиметровый палочник, который свалился мне на голову и побежал по ней как по дереву. В другой раз меня слегка покусали какие-то муравьи. Пожалуй, это весь список «неприятностей», случившихся со мной за неделю в тропическом лесу, который, согласно некоторым псевдонатуралистам, буквально кишит всякой нечистью и где нормальному человеку не продержаться и часу.

Погода благоприятствовала моим изысканиям. В этот район с мая по сентябрь приходит муссон и стоит дождливый сезон с пиками осадков в мае и сентябре. На календаре была вторая неделя сентября, стало быть, самое мокрое время года. Однако, на деле стояла хорошая, нежаркая погода градусов 20-25 тепла, не больше. Каждый день выпадали дожди (иногда по нескольку раз на дню), но они всегда были кратковременными, не более часа и не сильнее нашего июльского ливня. Так что в целом все было замечательно. За неделю я ни разу не встретил ни на тропе, ни тем более в лесу ни одного человека. В результате я непозволительно расслабился, за что и поплатился. 14 сентября, идя по тропе, я решил-таки поймать несколько красивых бабочек для моего приятеля, который снабдил меня для этого складным сачком со свинчивающейся ручкой. Я привел в состояние боевой готовности это чудо техники и без труда поймал первую бабочку-данаиду. В тот момент, когда я вынимал из сачка свою добычу, из-за поворота на меня вышла четверка работников заповедника во главе с парнем, который писал записку кастелянше. Увидев сачок и бабочку в моих руках, парень отвесил челюсть и сделал такое выражение лица, что мне просто стало не по себе. Перемежая китайскую речь английскими словами и отчаянно жестикулируя, он произнес недлинную, но пламенную речь, из которой я понял следующее. Во-первых, я совершил ужасный поступок; во-вторых, я должен заплатить штраф в 40 юаней; в третьих, завтра утром я должен отсюда исчезнуть; наконец, только две недели назад он вытурил из заповедника какую-то команду коллекционеров бабочек (небось, чехов), и вот теперь откуда ни возьмись я!

Сначала я сказал, что денег у меня при себе нет, втайне надеясь, что со штрафом как-нибудь обойдется. Однако парень высказался в том духе, что, если здесь денег нет, мы сейчас все вместе пойдем за ними в мое жилище. Это меня совершенно не устраивало, так как я вдруг испугался, что они еще устроят у меня шмон и отберут всех насекомых, что я насобирал к этому времени. Поэтому я сделал вид, что нашел-таки требуемую сумму и отдал деньги ему. Тот выписал мне квитанцию, и мы расстались, чтобы больше никогда не увидеться. Я побрел домой собираться, кляня себя и сотрудников заповедника за собственную глупость. Было очень обидно уезжать раньше времени, но делать было нечего. Мое мрачное настроение несколько улучшилось, когда, идя по тропе, я сначала увидел здоровенную речную игуану сантиметров 50 длиной с высоким гребнем на спине, а затем снова увидел слона. Не знаю, тот ли это был слон или уже другой, но он был явно в состоянии полового возбуждения, и я, сделав несколько неплохих снимков, предпочел за благо уйти. Придя домой, я сообщил кастелянше, что утром я уезжаю, заплатил за проживание (при этом кастелянша содрала с меня 65 юаней вместо 50) и с печалью на лице начал собираться. После сборов я помылся на улице холодной водой из-под крана, расположенного на стене дома на высоте около полутора метров, поел и лег спать. Тропическая сказка закончилась. Утром я тепло попрощался со всеми обитателями дома и вышел на трассу. Примерно через полчаса показался автобус, следующий в Куньмин, в котором мне снова предстояло провести целые сутки. Все светлое время я смотрел в окно, любовался окружающими дорогу горами, а также с интересом наблюдал за повальным увлечением китайцев бильярдом: практически у каждого дома в деревнях и небольших городах стоял бильярдный стол, по которому китайцы азартно гоняли шары.

Утром я уже был в Куньмине. Приехав на железнодорожный вокзал, я сдал вещи в камеру хранения и пошел брать билеты до Ченду. В Куньмине на вокзале не было специальных касс для иностранцев, поэтому я встал в общую китайскую очередь и с помощью разговорника попросил стоящего передо мной китайца помочь мне взять билет. В конце концов билет был взят, но не на сегодня и не на завтра, а только на послезавтрашний вечер. Мне предстояло провести двое суток в Куньмине. Эта перспектива была не из приятных, но делать нечего. Я пошел в ту же гостиницу, где ночевал с южнокорейцем, и устроился там в точно такой же номер, но уже почему-то за 140 юаней. В качестве сувенира из этой гостиницы у меня сохранились фирменный конверт и бланк для письма. Все время до отъезда я бесцельно бродил по городу, о котором так ничего и не узнал. Наконец, время праздношатаний закончилось и я загрузился в поезд Куньмин – Ченду.

Первоначально я планировал, не доезжая до Ченду, вылезти в городе Эмей, поскольку оттуда было уже недалеко до Эмейшани. Однако потом я отказался от этого. Меня нервировало постоянное отсутствие билетов на нужные поезда, а ехавший вместе со мной в купе пожилой китаец-инженер только подтвердил серьезность моих опасений в отношении билета Ченду – Пекин; последний я снова намеревался брать в день отъезда, как и в первое свое путешествие. Поэтому я поехал до Ченду с тем, чтобы взять там билет Ченду – Пекин и лишь с билетом в кармане ехать на Эмейшань. Кассы для иностранцев на железнодорожном вокзале Ченду продавали билеты только на сегодня-завтра, поэтому мне снова пришлось встать в общую китайскую очередь. Окошек было много, тем не менее в каждое стояло не менее трех десятков человек, и вся эта процедура стояния в огромной, очень медленно продвигающейся очереди порядком давила мне на психику. Я снова с помощью разговорника привлек для покупки билета соседа по очереди. Когда же примерно через полтора часа заветное окошко оказалось передо мной, выяснилось, что билетов на Пекин нет никаких: ни на завтра, ни на через неделю, ни на через год. В совершенно подавленном состоянии я вышел из здания вокзала и машинально побрел вдоль главной улицы, не имея ни малейшего представления, что же предпринять в сложившейся ситуации.

Хочу здесь еще раз напомнить читателю, что это был 1994 год, и к этому времени я не обладал решительно никакими знаниями о туристском сервисе. Но вот в моем мозгу стали всплывать из книжек какие-то неясные очертания пятизвездных отелей и сервис-центров. Я увидел ближайший отель-небоскреб и нетвердой поступью направился туда. У входа стояло несколько полицейских и два швейцара в красивой фирменной одежде. Здесь же было припарковано несколько шикарных авто. Со своим рюкзаком, сумкой и палаткой я боязливо направился между швейцарами к дверям. Краем глаза я заметил, что швейцары вытянулись в момент моего прохода между ними. Это меня приободрило. Двери на фотоэлементах раскрылись, и я вошел в огромный вестибюль отеля.

Недалеко от входа за столиком с табличкой “Information” сидел молодой китаец в черном костюме и в белой рубашке с галстуком. К нему я и обратился с вопросом, где здесь сервис-центр. Он показал мне на застекленную комнату в дальней от входа левой части холла. Там за столами сидели две девушки; к одной из них я и подошел. Из разговора с девушкой я выяснил, что с билетами на поезд большая напряженка, но сервис-центр может предложить мне билет на самолет. Я спросил, сколько это будет стоить. Она посмотрела расценки и назвала цифру в 1280 юаней + 50 юаней комиссии. Я поскреб сначала в кошельке, а потом в затылке. На всю оставшуюся жизнь у меня тогда оставалось бы около 1000 юаней. Однако, поехав на Эмейшань и не обзаведясь билетом до Пекина, я рисковал вообще остаться у разбитого корыта с неясными шансами на возвращение в столицу Поднебесной. Подумав, я решил, что надо лететь самолетом. Девушка оживилась, взяла мой паспорт и деньги и, сказав, что «машина плохо работает» и « надо подождать час-полтора», исчезла. Я устроился в кресле у журнального столика начал листать лежащие на столе многочисленные проспекты, а когда это занятие себя исчерпало, принялся рассматривать потолок и стены. Я изучил каждый квадратный сантиметр в комнате, а девушка все не шла. Через четыре с четвертью часа (!) – а я к тому времени уже заснул – она как ни в чем не бывало появилась с билетом в руке. Еще раз сообщив, что «машина плохо работает», она вручила мне билет и паспорт.

Итак, через 10 дней, 30 сентября, я вылетал из Ченду в Пекин с расчетом в тот же вечер сесть в поезд Пекин – Москва. Однако из-за такой ужасной медлительности с билетом сегодня ехать на Эмейшань было уже поздно. Мне снова предстояло ночевать в Ченду. Девушка сказала, что в 8 утра у входа отеля будет стоять автобус, идущий прямиком на Эмейшань, и что мне есть смысл заночевать в их отеле. Я поплелся к стойке с надписью «Регистрация», проклиная про себя все плохо работающие китайские машины, вместе взятые. Самый дешевый номер стоил 236 юаней. С выражением гражданской скорби на лице я отдал деньги, заполнил анкету и поднялся в свои апартаменты, которые были, конечно, довольно внушительных размеров, но, будь моя воля, я предпочел бы что-нибудь попроще и подешевле.

От нечего делать я принялся изучать программы китайского телевидения. По первой программе шла многосерийная историческая лента о трудной любви юноши и девушки. Примерно раз в пять минут юноше приходилось вступать в неравное единоборство с коварными врагами, но он уверенно расправлялся с ними с использованием рук, ног, головы, меча, палки, нунчаков и других подручных предметов. Напоследок он, кажется, вместе с отцом девушки победил целый корабль воинов во главе со злобным предводителем. Юноше особенно хорошо удавались различные сальnо и пируэты в воздухе. При приземлении он удачно разил двух-трех противников одновременно. В общем, все враги умерли.

По второй программе шел мультфильм, который отличался от фильма тем, что он был рисованный и что героями были мальчик и девочка. Других серьезных отличий я не обнаружил. Помимо этого были еще новости общекитайские и новости провинциальные. Они очень напомнили мне наши новости брежневских времен. Генеральный секретарь ЦК партии произносит речь на профсоюзном съезде работников деревообрабатывающей промышленности. Бурные, продолжительные аплодисменты. Он же посещает новую больницу, построенную в честь 17-летия очередного съезда КПСС. Он же тестирует продукцию нового мясоперерабатывающего комбината им. Цюрупы. Он же отечески гладит миллионную шестеренку, выпущенную на заводе «Красный пролетарий», рабочие которого встали на вахту «103-летию Ленина – 103 ударных дня». Он же троекратно целует дорогого гостя из дружественной державы… На полях Орловщины и Тамбовщины… Рабочие империалистической Америки гневно протестуют против произвола предпринимателей… Спорт… Погода… [По-моему все возвращается на круги своя.- Прим авт., 2007]

Утром я уже сидел в автобусе, держащим курс на Эмейшань. Я был единственным некитайцем среди пассажиров. Через шесть часов пути автобус остановился перед въездом на мост через большую реку Минцзян. К нам в автобус подсаживается некто, оказавшийся гидом. Он начинает интересный рассказ неизвестно о чем (естественно, на китайском языке). Автобус тем временем переезжает через реку, проезжает по набережной и останавливается на площадке со множеством других автобусов. На той стороне реки виден большой город. Никаких гор поблизости не видно. Гид предлагает всем выйти и собирает со всех деньги. С меня он также требует 35 юаней. Я возмущаюсь и объясняю, что еду на Эмейшань. Все улыбаются. В конце концов все разъясняется. По пути мы заехали в город Лешань, и сейчас будет экскурсия. Затем мы поедем дальше. Я отдаю деньги и выхожу вместе со всеми. Вещи остаются в автобусе. Мы спускаемся к реке и садимся на маленький пароходик. Гид что-то энергично рассказывает. Пароходик тяжело преодолевает течение реки, выплывает на середину, и я наконец вижу, зачем мы здесь. В обрывистом берегу реки вытесан колоссальный Будда. По утверждениям китайцев это самая большая в мире 71-метровая статуя Будды. Он сидит, глядя на реку и держа руки на коленях. У его ног едва различимы фигурки туристов, которые не больше толщины пальцев его ног. Именно эту статую вкупе с комплексом монастырей вокруг мы и заехали посмотреть. Наш кораблик, дав возможность полюбоваться на Будду и сфотографировать его, пришвартовался к берегу. Гид вручил каждому члену нашей группы по значку желтого цвета с цифрой 6 и повел на экскурсию. Мы посетили несколько монастырей и музей истории реставрации Будды. В последнем была представлена подборка фотографий, демонстрирующих, в каком плачевном состоянии находилась статуя несколько десятков лет назад. На других фотографиях были запечатлены этапы реставрации. Впрочем реставрация все еще не закончена. Мы выходили также на смотровую площадку, находящуюся недалеко от головы Будды. В одном из окрестных монастырей находилась фигура Будды, у которой нужно было непременно пощупать пупок, что приносило тебе крепкое здоровье. В другом месте на стене были нарисованы какие-то магические иероглифы. С расстояния около 25 метров с закрытыми глазами нужно было, вытянув вперед руки, приблизиться к стене и, не промахнувшись, дотронуться хотя бы до одного из иероглифов. После этого ты непременно должен был стать счастливым человеком. Я, к сожалению, промахнулся, однако, несчастным человеком себя не считаю. Вообще, Будда – вполне довольный собой пузатый мужчина в полном расцвете сил, который не требует многого от своих приверженцев.. Достаточно соблюдать несколько основополагающих принципов типа уважать старших, не излишествовать в своих желаниях, стараться не есть животной пищи, а также время от времени молиться в храме; и глядишь, в конце жизни впадешь в нирвану.

Я очень пожалел, что не взял с собой сита, так как экскурсия продолжалась более 4-х часов, а места вокруг были частично нетронутые и наверняка скрывали массу интересных жуков. В одном месте, где дорога пролегала над обрывом, буквально в 3-х метрах от меня пролетел здоровенный усач; мне оставалось только молча проводить его взглядом.

Наконец, экскурсия закончилась, и наша группа No6 вернулась к своему автобусу. Все тепло поблагодарили гида за интересную (очень может быть) экскурсию, распрощались с лешаньским Буддой и поехали дальше. По дороге как обычно можно было наблюдать за нешуточными битвами бильярдистов. Но вот впереди показались холмы и дорога постепенно начала подниматься в гору вдоль ущелья с протекающей по его дну реке. Мы остановились перед небольшим отелем уже в темноте. Все вылезли и пошли устраиваться в отель. Меня поселили в двухместный номер, причем я должен был платить за обе койки, так как подселить к иностранцу никого не имели права, а одноместных номеров не было Я долго ругался по этому поводу, но мое возмущение ни к чему не привело. Пришлось выложить еще 120 юаней.

Наутро моросил мелкий дождь, стоял туман, и было совершенно непонятно, где же гора? Для начала я решил оставить основную массу вещей в гостинице, но хозяин – тот, с кем я вчера ругался – категорически возражал. Единственное, что он сделал полезного, так это завел свой мотороллер и подвез меня метров 400 к входу на гору. Перед входом на довольно большой площади стояла масса автобусов и теснилось множество лавчонок со всякой сувенирной и съестной всячиной. За 5 юаней я пристроил свой рюкзак и палатку в одной из лавчонок, купил за 1 юань накидку от дождя, за 30 юаней входной билет и отправился в путь.

На Эмейшани мне предстояло провести 8 дней. В отличие от Хуашани здесь ночевать можно было только в действующих буддийских монастырях. Это было здорово. По вечерам монахи зажигали свечи, что-то распевали под звон колоколов и огромного барабана, совершали какие-то таинственные ритуальные действия. Воздух был наполнен ароматами курящихся благовоний.

Первые два дня прошли замечательно. Я не спеша поднимался по тропе, собирая жуков и любуясь окружающими пейзажами. Ночь проводил в очередном монастыре, при этом старался по возможности выбрать монастырь поменьше и таким образом почти избегал общества многочисленных китайских туристов, которые, напротив, предпочитали монастыри побольше. Завтракал вместе с монахами (плошка совершенно несоленого риса, сваренного на воде и чашка зеленого чая) и отправлялся дальше.

На третий день на землю спустилась полная безнадега, которая продолжалась ровно 3 дня. Стоял густейший туман, и, не прекращаясь ни на минуту, лил дождь. Сырость была абсолютной, сойти с тропы было совершенно невозможно, и все эти три дня я шел через великолепные леса, чувствуя себя как крыловская лисица. Разница между нами состояла в том, что я так и не смог придумать никакую хитрость, чтобы погода улучшилась.

Восхождение на вершину (3099 м) до высоты 2000 м можно было осуществлять двумя разными путями, а затем обе дороги смыкались, и к вершине шла уже только одна тропа. Незадолго до «смыкания» троп ко мне в буквальном смысле прилип один китаец, который жил при монастыре, расположенном на высоте около 2400м. Он очень хотел, чтобы я переночевал именно в этом монастыре, причем мне – его лучшему другу – он обещал значительную скидку за ночевку (80 юаней вместо 200!). [Надо сказать, что цены за ночевку в монастырях увеличивались с высотой: от 10 юаней в самом низу горы до более 200 юаней наверху)]. Такие цены мне были уже не по карману, но я не знал, как отвязаться от своего попутчика. Я говорил ему, что мне нравится ходить одному – он не отставал. Я просидел в одной беседке почти 3 часа – он сидел рядом и терпеливо ждал. Тогда, дойдя до соединения дорог, я решительно сказал ему, что сегодня пойду по другой дороге вниз, а уж завтра буду снова подниматься и очередную ночь проведу именно в его монастыре. Бедняга рвал на себе волосы, говорил, что я совершенно напрасно буду терять высоту, надо идти только вверх, но я молча стал спускаться, и парень – слава Будде – отстал.

Отдыхая в очередной беседке, познакомился с симпатичным немцем из Берлина, который хорошо говорил по-русски. Немец был велосипедистом и путешествовал по Китаю на своем железном друге уже четвертый месяц. Я заметил, что три месяца в одиночку в чужой стране должно быть довольно тяжело с психологической точки зрения. Но мой новый знакомый ответил, что чувствует себя хорошо и собирается кататься по Китаю еще по крайней мере пару месяцев. Для примера он рассказал мне, что некоторое время назад встретил одну американку, которая путешествовала в одиночку уже в течение шести лет (!), переезжая из страны в страну. Это было выше моего понимания. Мы поговорили еще некоторое время о реалиях самостоятельного передвижения по территории Китая, обменялись адресами и распрощались.

На третий день безнадеги к вечеру появились признаки перемены погоды, и я молил бога, чтобы проклятый дождь наконец закончился и я смог бы заняться сбором жуков. Заночевал я в очередном монастыре, спустившись к тому времени до 700 м над у. м. В этом же монастыре остановились на ночевку также два молодых китайца, которые в ходе нашего совместного ужина захотели, чтобы я непременно стал их лучшим другом.

Проснувшись утром, я увидел, что дождь закончился, туман рассеялся и установилась солнечная погода. Можно было заняться делом, однако новые друзья намеревались идти вверх вместе со мной. Это было самым изощренным издевательством над бедным русским энтомологом. Улучшив момент, я-таки элементарно удрал от них.

Оставшиеся три дня стояла великолепная погода, и я уверенно наверстал упущенное, собрав массу интересных жуков. Из неэнтомологических событий запомнилось одно. Я медленно шел по тропе, как вдруг из-за поворота показалась обезьяна. Она совершенно не испугалась человека и не спеша направилась ко мне. Обезьяна была довольно крупная, размером с лайку, и я, держа в руках сумку, с некоторой опаской наблюдал за ее приближением. Обезьяна подошла, и вдруг уцепилась обеими лапами за мою сумку, потянув ее на себя. Я обалдел от такого нахальства и начал тянуть сумку в свою сторону. Обезьяна не отпускала; она посмотрела мне в глаза и молча оскалила пасть с большими желтыми клыками. Тем временем из-за поворота показались еще три обезьяны. Такой поворот событий совершенно перестал меня устраивать. Рявкнув что-то нечленораздельное, я изо всех сил рванул сумку, выхватил ее из лап обезьяны и с размаху ударил этой сумкой животному по голове. Обезьяна не издала ни звука, она лишь укоризненно посмотрела на меня, дескать, дурачок ты, парень, и села на краю тропы. Остальные тоже сели. Я проследовал мимо этой компании, затаив дыхание. После этого случая обезьяны мне почему-то резко разонравились. Правда, в дальнейшем выяснилось, что они здесь совершенно безобидны и просто выпрашивают у туристов орешки, но я уже старался держаться от них подальше.

Мне также запомнился один мой обед в придорожной забегаловке. На прилавке лежали различные продукты. Я указал хозяину забегаловки на сырой картофель и куриные яйца, знаками попросив приготовить мне яичницу с жареной картошкой. Приготовление блюда происходило на моих глазах. Хозяин развел огонь, поставил на огонь вок, помыл картошку и, не почистив, порезал очень тонкой соломкой, а затем кинул ее в вок в кипящее масло. Буквально через минуту (при постоянном помешивании) он залил картошку парой яиц и добавил различных специй и соусов из специальных горшочков. Еще через минуту он уже подавал мне готовое блюдо. Картошка была с небольшой сыринкой и хрустела на зубах; ее вкус благодаря специальным добавкам изменился до неузнаваемости. Было ужасно вкусно, и я уплетал блюдо за обе щеки. В принципе, не зная, из чего все это было приготовлено, догадаться, по-моему, было нельзя. Надо сказать, что вообще сильное измельчение овощей с последующей очень кратковременной термообработкой является одним из основополагающих принципов китайской кухни.

В целом, восхождение на Эмейшань напоминало таковое на гору Хуашань. Те же крикливые орды китайских туристов, те же лавчонки по обочинам дороги с одинаковым набором сувениров и продуктов, те же пары молодых, и не очень, людей с носилками для желающих проехаться на чужих плечах. Но природа была совершенно другая. Вся гора, начиная с 1000-1200 м была покрыта практически нетронутым первоклассным лесом, субтропическим внизу, широколиственным в среднем поясе и хвойным ближе к вершине. Не было никаких скал и, соответственно, изнурительных крутых подъемов. Правда, до самой вершины я опять, как и в случае с Хуашанью, опять не добрался, но по иной причине. Был конец сентября, и уже на высоте 2100 м стояла откровенно не жаркая погода. У меня с собой не было никакой теплой одежды, а с другой стороны жуков до 2000 м было в избытке, а времени наоборот мало. Так что верхняя треть горы осталась мною не исследована. Может быть, как-нибудь в другой раз…

Ночь с 28 на 29 сентября – последнюю ночь на святой горе – я провел в очередном монастыре и утром отправился к исходной точке моего путешествия. Я забрал у лавочника оставленные вещи, отдав еще 5 юаней в качестве комиссии за продолжительность хранения. Рядом с лавкой стоял грузовой джип, готовый отвезти меня в Ченду за 80 юаней. Я забрыкался, и цена была снижена до 70 юаней. Мы ударили по рукам. Я уселся в кабине рядом с шофером, а в кузов набилось человек 10 китайцев. Думаю, они платили максимум 5 юаней с носа. Не прошло и несколько минут, как мы уже катили по дороге вниз. На деле джип довез меня только до города Эмей, а там водитель пересадил меня в микроавтобус, следующий уже до Ченду. При этом водитель джипа сам купил мне билет из тех денег, что получил от меня в начале поездки. Таким образом, реально проезд Эмейшань – Эмей (менее 20 км) стоил мне 40 юаней, а проезд Эмей – Ченду (более 200 км) – 30!

Снова за окном потянулись ставшие уже привычными пейзажи. Я разговорился с двумя молодыми европеоидными девушками, которые оказались представительницами Норвегии. Они путешествовали по Индии, а теперь перебрались в Китай. Тем временем наш микроавтобус уверенно мчался по трассе, пока что-то не случилось с мотором. Водитель остановился, покопался в двигателе и снова поехал, но вскоре был вынужден остановиться снова. Так мы несколько раз останавливались и после очередного ремонта вновь трогались. Наконец, водитель был вынужден констатировать, что автобус больше двигаться не способен. Пассажиры вылезли и принялись ждать другого автобуса. Тот не заставил себя долго ждать; не прошло и 15 минут после остановки, как мы уже впихивались внутрь. Сидячих мест, естественно, уже не было, и мы набились в проход. Крыша автобуса находилась значительно ниже моего темени, и мне пришлось согнуться как вопросительный знак. К счастью, я сохранял такую позу не очень продолжительное время. Периодически пассажиры выходили, и менее чем через час я уже сидел на одном из освободившихся кресел.

Приехав в Ченду, я поймал такси, показал водителю билет, на котором был нарисован самолет, и на всякий случай вытянул в стороны руки и загудел, изображая Боинг-747. Менее, чем через час я уже был в аэропорту. Мой самолет отправлялся ранним утром следующего дня, поэтому мне надлежало устроиться на ночлег. Не успел я вылезти из машины, как ко мне подскочила девушка с криком: «Отель, чипа-чипа!». Чип отель был мне очень кстати, и я последовал за ней. На самом деле дешевизна отеля была относительной, и мне пришлось выложить очередные 80 юаней; на все про все у меня оставалось около 220 юаней. Номер был так себе, 2-местный, без ванной и туалета. Поскольку за более чем неделю хождения по Эмейшани я покрылся слоем святой грязи, вопрос мытья был для меня весьма актуален, и я спросил о душе первым делом. Оказалось, что в отеле нет работающего душа. Мне объяснили, что нужно выйти на улицу, пройти туда-то и туда-то, и там будет душ, но вода появится только в 8 часов вечера. Я погулял по окрестностям аэропорта, которые ничего интересного из себя не представляли, повалялся в номере, а в четверть девятого пошел мыться, захватив чистое белье.

Такой душ я видел первый и возможно последний раз в жизни. Начнем с того, что вход в него был прямо с улицы, то есть, открываешь дверь и сразу попадаешь в обшарпанную душевую. Никаких раздевалок, стульев или вешалок: голые стены и несколько душей. Все. Помимо этого, дверь в душевую никак не запиралась, и чтобы она случайно не открылась, мне пришлось припереть ее собственными тапочками. Одежду и полотенце решительно некуда было повесить: я кое-как пристроил их на дверной ручке. Если бы кто-нибудь вошел, все немедленно упало бы на мокрый пол; кроме того, я в своей неприкрытой красе предстал бы перед всей улицей. В довершении ко всему вода была только холодная. Несмотря на все вышеперечисленное, я успешно помылся в гордом одиночестве (другого идиота мыться в таких условиях, к счастью, не нашлось) и довольный пошел спать.

Рано утром я был в здании аэропорта, где с меня как с иностранца содрали еще 75 юаней за так называемое «пользование аэропортом». Еще через пару часов ожидания я уже сидел в Боинге, принадлежавшем компании «Авиалинии Юго-Западного Китая», которая каждому пассажиру после приземления подарила по красивой фирменной бейсболке. В Пекине мы вместе с Валерой Ткачевым съездили за билетами, и в этот же вечер я уже ехал в Москву ставшим почти родным поездом Пекин – Москва в одном купе с двумя симпатичными сингапурцами: шеф-поваром ресторана и его сестрой, работавшей вместе с братом. Они ехали в Хельсинки, Берлин и (как они говорили, если хватит денег) Париж. Их путешествие только начиналось, а мое, напротив, подошло к концу.

 

Отзывы можно слать прямо автору: pselaphidae@yandex.ru