| |
БОЖЬЯ КОРОВКА Мифологическое значение Б. к.
проясняется из анализа её наименований в разных языках и фольклорных текстах.
Наиболее распространённый вариант наименования Б. к. указывает на скот,
принадлежащий богу или некоему божественному персонажу: рус. божья коровка,
болг. божа кравица (кравичка), польск. bo¿a krówka, литов.
diçvo karvýtë, румынcк, vaca domnului [«корова (-ка)
бога»], серб.-хорв. божjа овчица, нем. Herrgottschaffchen (т. е.
«овечка бога»), франц. bête à bon Dieu («животное
бога»), poulette a Dieu («курочка бога»). Другой способ
наименования Б. к. указывает на её связь с солнцем (которое тоже иногда
обозначается как божье: верхнелужицк. бože stónèko, укр.
сонечко, нем. Sonnen-Käfer («солнечный жук»),
Sonnen-Kälbchen («солнечный телёночек»).
Названия первого
типа связывают Б. к. с распространённым мотивом похищения коров (скота) бога его
противником, названия второго типа [с внутренней формой «солнце (солнышко)
бога»], основанные на внешнем виде Б. к. (летающее насекомое выпуклой,
округлой формы, чаще всего красного или жёлтого цвета),- с сюжетом
«небесной свадьбы», особенно отчётливо засвидетельствованным в
балтийской традиции, где солнце (или солнцева дочь) выступает как положительный
персонаж. Образу солнца в этом цикле соответствует Б. к.: она связана с богом,
летает к небу и передаёт просьбы; приносит детей, помогает разыскивать стадо (т.
е. в какой-то степени дублирует мотивы, связанные с громовержцем), предупреждает
об опасности, предсказывает урожай, срок человеческой жизни.
Вместе с тем
мифологический образ Б. к. сохраняет следы тех трансформаций, которые произошли
в мифе с отрицательным женским персонажем - женой громовержца, изменившей ему;
ср. мотив превращения жены громовержца в солнцеподобное насекомое (Б. к.) при
аналогичном и, несомненно, более распространённом мотиве, когда согрешившая жена
даёт начало вредоносным насекомым (комары, москиты, мухи и т. п.), трактуемым в
этом случае как её дети, или превращается в одно из них. В этом же контексте
нужно рассматривать и опалённость Б. к., соответствующую мотиву поражения жены
громовержца карающим небесным огнём-молнией (ср.: «Божья коровка! Улети на
небо, принеси нам хлеба, чёрного и белого, только не горелого...»); ещё
очевиднее эта тема наказания огнём выступает в ряде фольклорных текстов (в
частности, детских), построенных по такому типу: «Божья коровка, лети
домой, твой дом в огне, твои дети горят» (ср. нередкую в ряде языковых
традиций формулу захода солнца: «солнышко в божий домик идёт», что
сопоставимо и с названием Б. к. как божьего солнышка). Мотив горящих детей,
наказанных за некий грех матери («не свои» дети) или за нарушение
запрета позволяет с большим вероятием заключить, что Б. к. - не что иное, как
«превращённая» жена громовержца, несущая на себе следы наказания
огнём. Такой вывод подтверждается, в частности, другими названиями Б. к. -
латыш. mârite (при том, что Мара сочетает черты жены громовержца и
богоматери девы Марии), литов. diçvo marýtë («божья
Марьюшка»), нем. Marienkäfer («жук Марии»), англ. lady-bird
(«птица богоматери»), lady-bug («жук богоматери»),
представляющими собой христианизированную перекодировку в соотношении с
богоматерью (т. е. как бы женой бога). Отсюда возникает и связь Б. к. с темой
детей наказанной жены громовержца. Первый план развития этой темы актуализирует
образ детей солнца, воплощающихся в днях недели, из которых седьмой отмечен как
день солнца (ср. англ. Sunday, нем. Sonntag, «воскресенье»). Второй
план подчёркивает мотив наказания огнём детей Б. к., которых семеро (как и
дней недели) - по числу пятнышек на её спинке; ср. многочисленные названия Б. к.
как «семипятнышковой», «семиточечной», а также строгий
запрет убивать Б. к.
Оба эти плана соотносятся с темой детей громовержца в
«отцовских» версиях мифа; ср., например, представления о семи детях
громовержца в литовской традиции, из которых отмечен именно седьмой, самый
младший - только он выдерживает испытание огнём и водой и оказывается
«своим» сыном громовержца. Причастность младшего сына к огню и
воде объясняет, почему к Б. к., которая в данном случае выступает именно в этой
ипостаси, обращают традиционный вопрос о том, будет ли дождь или хорошая погода,
вёдро. Не случайно и то, что с младшим сыном связывается идея вечного
возвращения, воскресения, богатства, прямая линия преемственности с солнцем. Те
же ассоциации характеризуют в народных верованиях и Б. к. Она нередко связана с
переходом от старого к новому году. Слово «бедрик», являющееся одним
из украинских названий Б. к., присутствует и в ритуальных текстах, приуроченных
к сочельнику (ср.: «Дай, боже, и на бедрик!» или «Щедрик-бедрик!
дайте вареник» при «Щедрий вечiр» как обозначение кануна
нового года). Наличие варианта ведрик (бедрик) помогает, видимо, объяснить связь
Б. к. с ясной погодой (вёдро).
Существуют и прямые свидетельства связи Б. к.
с громовержцем и с т. н. основным мифом индоевропейской мифологии.
Древнеиндийское название Б. к. indragopa («та, чей пастух Индра»)
отсылает к мифологическому мотиву коров громовержца : возвращение похищенных
коров вызывает оплодотворяющий природу дождь и солнце.
Лит.:
Топоров В. Н., Балтийские и славянские названия божьей коровки (Coccinella
septempunctata) в связи с реконструкцией одного из фрагментов основного мифа , в
кн.: Этнолингвистические балто-славянские контакты в настоящем и прошлом, М.,
1978.
В.Н. Топоров.
|
