ГЕОРГ МИЛЕНДЕР

ГЕОРГ МИЛЕНДЕР

ПУТЬ ЭНТОМОЛОГА

Таллинн • 2001

"Путь энтомолога" -- рассказ о некоторых моментах моей жизни энтомолога-любителя. Моя цель -- на личном примере раскрыть одну из тайн -- тайну интереса к насекомым, тайну всепоглощающей страсти к собиранию и изучению этих удивительных созданий. Я почти не касаюсь своей инженерной работы и личной жизни. Интенсивная творческая деятельность, в частности наука, требует жертв. Любовь к изучению насекомых заставила меня отказаться от многого, хотя я никогда не был ограниченным фанатиком, "сухарем" -- интересовался литературой, музыкой, мото- и автоспортом, фотографией, шахматами и другим. 44 года я провел за рулем мотоцикла и автомобиля, наездив более 250 тыс. км; за любовь к быстрой, виртуозной езде меня на работе прозвали "автоджигитом". В молодости я немало времени уделял лыжам и велосипеду. Не все, чего я хотел, осуществилось. Я не создал прочной семьи -- у меня нет детей, нет и молодых продолжателей моего дела. Такова суровая реальность. У меня десятки коллег во всем мире, много друзей, но... в последние годы появились и недоброжелатели и даже враги. Незримая поддержка хороших, честных людей, единомышленников, очень много для меня значит, им я посвящаю свои заметки, основанные на воспоминаниях, письмах, дневниках и литературе.

1. Нарва (1932-1941)

Мое детство прошло в городе Нарва, где моя мать работала врачом, а отец - Виктор Яанович - главным механиком Кренгольмской мануфактуры. А родился я в городе Тарту, 22 апреля 1932 года.; здесь заведующим женской клиники работал мой дед - проф. Яан Милендер. Хотя отец был эстонцем, я выбрал себе национальность "русский" по следующим причинам. Моя мать, Вера Владимировна, была русской, дворянкой по происхождению (в девичестве - Черниловская-Сокол). В семье отца также говорили по--русски. Мой отец и его две сестры родились в городе Пензе, отец в 1905 году. Дело в том, что из-за безработицы в Эстонии дед был вынужден временно сменить место жительства; после обретения Эстонией независимости мой дед, к этому времени уже известный учёный, был приглашён в Тарту. Не удивительно, что и в нашей семье домашним языком был русский; отца звали "Виктор Иванович".

Моя память сохранила многие воспоминания о жизни в Нарве (мы жили на Кренгольме). Здесь я поступил в начальную школу и весной 1941 г. закончил второй класс. Со мной за одной партой сидел Славик Дойлов, мой друг, с которым после войны судьба свела меня вновь. Каждое лето мы отдыхали в Усть-Нарве (Нарва-Йыэсуу), где снимали дачу. Тогда я не интересовался насекомыми, меня привлекала техника. Часами я играл с инструментами отца (у него в подвале была оборудована небольшая мастерская с токарным станком, где отец изготавливал разные безделушки). Членом нашей семьи была и домработница - няня, тетя Лена, которая часто со мной гуляла. Я мало интересовался игрушками, но очень любил железную дорогу и паровозы. С тётей Леной мы неоднократно подолгу наблюдали за сортировочными маневрами на товарной станции. Как-то машинист паровоза, заметив мой интерес, взял меня, шестилетнего мальчика, в кабину и я 15 минут катался вперед-назад, что мне очень понравилось, хотя я и побаивался огнедышащей, пожиравшей уголь, топки.

Запомнились мне и дачные дни - взморье, купание, прогулки в курортном парке, где в пруду плавали белые лебеди, которых мы кормили.

2. В эвакуации (1941 - 1944)

Мирную счастливую жизнь нарушили события 22 июня 1941 г. Началась Великая Отечественная война. Пятого июля наша семья (отец временно остался в Нарве в связи с исполнением служебных обязанностей; из-за сильной близорукости он имел белый билет и не был мобилизован в армию) - я, мама и тетя Лена были, как и многие другие жители города, эвакуированы. Нас разместили в грузовых, "телячьих" вагонах и отправили на восток; точного места назначения мы не знали. Это путешествие я помню во всех деталях, оно длилось около двух недель. Маршрут проходил по северной ж/д через станции Мга, Тихвин, через Вологду в город Ярославль. Здесь наш состав повернули на север и через Буй и Нею мы направились в сторону города Киров. До него не доехали -- в Котельниче повернули на юго-запад и, наконец, попали в город Горький. Здесь мы выгрузились из вагонов и "пассажиров" эшелона разместили на временное жительство. Мы оказались на Бору (Бор - небольшой город напротив Горького на низком пойменном берегу реки Волга); гостеприимная семья приютила нас на 5 недель в красивом домике с адресом "Советская ул. 18".

Именно здесь, на Бору, в августе 1941 года, зародился у меня интерес к насекомым, в то далекое время конкретно к дневным бабочкам. Толчком послужили 2 книги, взятые в библиотеке: о преподавании биологии в школе и книга известного русского писателя, С.Т.Аксакова, "Бабочки". Последняя произвела на меня большое впечатление поэтическим рассказом об увлекательной охоте молодого Аксакова за бабочками; об их разнообразии и красочности я узнал из приложения - атласа бабочек средней полосы России. В начале августа к нам присоединился отец; как оказалось, в юности, в Пензе, он немного собирал бабочек. Я твердо решил заняться коллекционированием бабочек; отец сделал мне сачок и расправилку. В саду у дома я поймал чудесного махаона -- первую в своей жизни бабочку – и расправил её. Во время прогулок в окрестностях города я собрал и других дневных бабочек--перламутренниц, голубянок, сатиров, а у дома в саду и на огороде - крапивниц и белянок. В начале сентября наш путь на восток продолжился, на этот раз на теплоходе по Волге, Каме и Белой до Уфы. На теплоходе я познакомился с мальчиком немного старше меня, эвакуированным из Ленинграда. Он показал мне свою святыню - ящик с собранными им бабочками, которые мне очень понравились. Эта мимолетная встреча еще более укрепила мое желание собирать бабочек.

В Уфе мы прожили почти все военное лихолетье. Это было тяжелое, полуголодное время. Сначала мы устроились в гостинице "Башкирия"; в октябре 1941 года нас выселили. Родителям удалось снять комнатку в полуразвалившейся хибарке на краю глубокого оврага, которых так много в Уфе; здесь мы перезимовали. Весной мама смогла получить комнату в каменном доме на территории Психиатрического городка, где маме предоставили место врача-терапевта.

Зиму 1941-1942 годов я не учился, учебу заменяло мне чтение книг. Слишком много было трудностей, вопрос шел о выживании, было не до школы. Жили мы впроголодь, основные продукты выкупали по карточкам, вместо сахара использовали сахарин. Болели малярией, и хотя регулярно употребляли акрихин, тяжело страдали от периодических приступов этой болезни. За мешок жизненно необходимой нам картошки маме пришлось отдать фамильную драгоценность - массивную золотую цепь карманных часов моего дедушки (он умер незадолго до начала войны).

В 1943-1944 годах, в течение двух учебных лет, я брал домашние уроки. У учительницы занимался и Вова Соколов. Мы дружили семьями и в дальнейшем эта дружба продолжилась. Я имел счастье и после войны много раз встречаться с Вовой - прекрасным, веселым и остроумным, по-настоящему хорошим человеком. Весной 1944 года в одной из школ Уфы мы сдали экзамены экстерном по программе 3-5 классов. Вспоминаю я и друга тех эвакуационных лет - Юру Шепетинера, с которым мы вместе играли и строили планы дальнейшей, уже взрослой, жизни; Юра был из Одессы. Нам не суждено было больше встретиться - мы не знали тогда, конечно, наших будущих мест жительства. Юра, дорогой, жив ли ты? Помнишь ли своего друга детства?

Летом 1942 г. я провел месяц в деревне Кушнаренково, в 58 км к северо-западу от Уфы, на живописном берегу реки Белой. Название "Белая" не случайно. В некоторых местах (напр. в Уфе) берега реки действительно белые от россыпей из кусков гипса и красивого, волокнистого "лунного камня" (селенита). В Кушнаренково мой отец был командирован на завод. Мы жили в небольшом сельском домике. Неизгладимое впечатление оставила в моей памяти прекрасная растительность за рекой Белой, куда мы с тетей Леной несколько раз отправлялись на лодке. Яркая зелень, ошеломляющее буйство цветов, раскидистые голубые колокольчики выше моего роста... Здесь нашлось немало интересного для моего гербария, который я собирал уже второй год; удалось пополнить и коллекцию бабочек. Рядом с деревней был расположен, на берегу Белой, большой холм; у его вершины в солнечную погоду кружились махаоны. Еще мне запомнилась катастрофа самолета. Около Кушнаренково находился учебный центр подготовки пилотов малой авиации. Небольшие бипланы целыми днями кружились невысоко в небе над поселком. Одним ясным июльским утром самолет, за полетом которого я наблюдал, сделав "мертвую петлю" неожиданно вошел в штопор и, вращаясь, стал падать. За деревней раздался взрыв, поднялись клубы черного дыма. Как стало известно позднее, пилот и инструктор погибли.

Из Кушнаренково мы возвращались не одни - с нами был еще поросенок, которого отец купил на откорм. Поросенка мы поселили в сарае; через пару месяцев, в октябре, став уже довольно крупной свиньей, он продолжал резво бегать и высоко прыгать - кормить его мы могли почти только одной картофельной шелухой. Перед наступлением холодов он был зарезан (как тяжело я это переживал); самодельной солониной мы питались, тратя ее очень экономно, почти всю зиму.

На огороде у дома мы выращивали овощи и картофель, а на выделенном нам участке поля за территорией городка - просо. После уборки последнего мы самым примитивным способом его молотили и "веяли". Пшенная каша была тогда важной частью нашего питания и осталась моей любимой едой.

Зимы в Уфе были многоснежные и суровые, мороз доходил до -45°. Около нашего дома сугробы достигали двух метров высоты; в них мы с Юрой копали "подснежные" ходы и пещеры. Я часто катался на лыжах; особенно нравились мне пологие, длинные склоны на берегах реки Уфа.

Собирал я в Уфе кроме гербария и бабочек, в основном дневных; ночных я ловил на свет на террасе дома; накалывал бабочек тогда на простые иголки. К сожалению, из уфимских сборов сохранилось лишь несколько экземпляров. Однажды (это было 24 июня 1944 года) я за 2 рубля приобрел у мальчишек громадных жуков-оленей, самца и самку; они прожили у нас довольно долго, вызывая восхищение гостей.

В период жизни в Уфе я начинаю заниматься рисованием. Вначале это были рисунки птиц, растений и деталей их строения, топографические планы и т.д., выполненные в технике акварели, пером или цветными карандашами при подготовке к урокам. Но свою первую настоящую работу -- "Атлас бабочек СССР" - я создал еще осенью 1942 г. В этой работе изображен акварелью 51 вид бабочек (у некоторых показан и низ крыльев), гусеницы 16 видов и 4 куколки; титульный лист украшен фиалкой трехцветной, автором указан "Гери Милендер". Объем работы 29 страниц, в картонном переплете. Рисунки к работе были сделаны по книге С.Т. Аксакова "Бабочки". Интересуюсь я и картами, рисуя их в большом масштабе (карты Англии, Франции, Индии и др.; сохранилась только первая). Моими любимыми книгами по природе были "Жизнь насекомых" Ж.-А. Фабра, "Жизнь животных" А. Брэма и "Лесная газета" Виталия Бианки.

В Уфе, как я уже писал, моя мама работала врачом, на две ставки, и была занята с утра до вечера. Отец работал на лакокрасочном заводе, переоборудованным в завод по производству какао и шоколада-сырца. Мы внимательно следили за положением на фронтах, я отмечал на картах все изменения. С ноября 1942 года, после окончания битвы под Сталинградом, все перипетии которой мы очень переживали, наступило время побед, и все лишения и трудности стало легче переживать.

3. Возвращение в Эстонию. Первые послевоенные годы (1944-1950)

В начале 1943 года мой отец был командирован в Москву, где он должен был заниматься вопросами будущего восстановления Кренгольмской мануфактуры. Мы продолжали жить в Уфе до июля 1944 года и, получив необходимый тогда вызов, поездом выехали в Москву и потом в Ленинград. Здесь мы прожили до начала сентября. Моя мама входила в состав группы медиков, задачей которых была организация сети здравоохранения в освобожденной Эстонии. В связи с этим я с мамой (тетя Лена в конце 1943 года поссорилась с мамой и ушла в домработницы к соседям) специальным эшелоном отправились через город Псков в Вастселийна (небольшой городок на юго-востоке Эстонии), где жили несколько недель. Помню, как на этом пути нас два раза бомбили, сильную бомбежку пришлось пережить и в Вастселийна. 23 сентября на грузовике мы прибыли в Таллинн. Впервые я попал в столицу Эстонии, в город, который стал мне родным - я прожил здесь 57 лет, почти всю жизнь. Город был пустынен, центр лежал в развалинах, общественный транспорт не функционировал. Нам негде было остановиться и первые две недели мы жили, вернее ночевали, у мамы на работе - в отделе здравоохранения на улице Розенкрантси. Затем сверху поступило указание - ищите для вселения пустые квартиры. Мы обнаружили таковую на 4 этаже шестиэтажного дома по Пярнускому шоссе (дом номер 26). Квартира принадлежала врачу Эллеру, который незадолго до этого уехал с семьей в Швецию. Поскольку общая площадь квартиры несколько превышала 100 м, мы оставили за собой 2 комнаты с окнами, выходящими на улицу (18 и 24 м ). В квартиру нас впустила бывшая прислуга Эллеров- тетя Лэнни, маленькая симпатичная старушка лет семидесяти, проживавшая в каморке за кухней. В квартире была мебель и кое-какие вещи; через неделю пришла комиссия, все было оценено и нами выкуплено.

Вскоре я поступил в шестой класс и продолжил учебу. Я был тихим, застенчивым и физически слабым мальчиком. В классе мне, как и другим "слабакам" доставалось как от более сильных сверстников, так и от настоящих хулиганов, которых в это трудное время было немало. К счастью наркотиков тогда не употребляли. В школе я вновь встретил Славу Дойлова, семья которого переехала в Таллинн (Нарва в ходе войны была разрушена почти целиком). И здесь я познакомился с Колей Корнышевым, с которым (как и со Славой) я в дальнейшем учился в институте, а также с Толей (Нафтолием) Басселем, отличником, впоследствии известным литературоведом, доктором наук. В школе многие ученики имели прозвище. Я был "медузой".

Моими любимыми предметами были естествознание, география, черчение; трудно давались мне математика (я не любил ее), английский язык. Учился я в общем неплохо, однако был довольно ленив и домашние задания иногда, до начала уроков, "сдувал" у примерных учеников.

Первое послевоенное лето, лето 1945 года, я провел в Пюсси (рабочий поселок и ж/д станция между Кивиыли и Кохтла). Здесь, на электростанции, мой отец работал тогда директором. Мы жили в небольшом каменном доме, у дома был сад. Товарищей у меня не было. Значительную часть дня я занимался бабочками, по вечерам ловил их в саду на свет 100-свечовой лампы. Я впервые "познакомился" на лугах и полянах в окрестностях поселка с красавицами-бабочками: огромной, бархатно-каштановой, с широкой кремовой оторочкой и синими лунками траурницей; ярко-рыжей с черными пятнышками-веснушками аглаей, несущей прекрасные перламутровые пятна на исподе задних крыльев; маленьким, огненно красным с золотистым отливом червонцем и многими другими. Начинаю собирать и жуков, меня привлекают более крупные виды - усачи, навозники, листоеды.

Летом 1946 я собирал бабочек и жуков в Локса. Это было мое первое посещение этого чудесного места, где волею природы гармонично сочетаются широкий песчаный пляж на берегу красивого залива, боровые и смешанные леса, очаровательное озеро Лохья... Не случайно много лет спустя Локса стал центром Лахемааского Национального парка. Сколько раз собирал я здесь в дальнейшем! Вдоль и поперек исходил я окрестности... И именно то далекое, первое лето в Локса, отделенное от сегодня дистанцией в 55 лет, дистанцией жизни... - Я помню как сегодня.

У моей мамы начинался очередной отпуск и месяц мы могли провести вместе. Приехали мы в Локса 28 июня. Нашей "резиденцией" стала комната на втором этаже небольшого деревянного дома, расположенного вблизи взморья. На следующее утро после завтрака я отправился, взяв сачок, на первую ознакомительную экскурсию. Стояла чудесная тихая погода, воздух был напоен сосновым ароматом. На извилистой лесной дороге после прошедшего накануне дождя стояли лужи. Неожиданно откуда-то сверху, из крон деревьев, появилась, планируя, огромная бабочка, черная с белыми пятнами; я никогда такой не видел. Как потом выяснилось (осенью мне удалось купить определитель - книгу Ф. Борециуса "Бабочки Европы" - и уточнить название многих собранных мною видов), эта была крупнейшая дневная бабочка Европы - тополевая ленточница Limenitis populi. Бабочка сделала несколько кругов на небольшой высоте и, наконец, опустилась на сырой грунт дороги. Дрожа от волнения, я медленно подкрался к ней. Удар - и бабочка затрепетала в сачке. Удача! Первая в моей жизни ленточница тополевая, одна из красивейших бабочек Эстонии, была поймана! В течение часа я поймал еще два экземпляра; все это были самцы. Самку, еще более крупную, мне удалось поймать через две недели в саду недалеко от дома. Поймал я и адмирала, прекрасную бабочку с ярко-красной перевязью и белыми пятнышками на черно-буром фоне; ранее я только видел ее, один раз, в Уфе.

В том же 1946 году я стал свидетелем неслыханного массового появления этой бабочки. Расскажу, как это произошло. 24 августа я ехал на электричке в Пяэскюла - район на окраине Таллинна, где я обычно занимался ловлей; проезд занимал 23 минуты. Вскоре после отправления поезда начали проверять билеты и, к моему ужасу, мой билет куда-то пропал (как выяснилось позже, он завалился за подкладку). Меня высадили из поезда на промежуточной станции, в Ярве. Я решил погулять в окрестностях и вскоре забрел на кладбище. Пройдя метров 300 по одной из боковых дорожек, я остановился, ошеломленный открывшейся мне картиной. Между двумя могилами росла старая, очень толстая, береза. Ее ствол на высоту до двух метров, металлические изгороди, кресты и скамейки были сплошь покрыты черно-красно-белым ковром из сотен бабочек - адмиралов. Среди них, на дереве, было всего несколько других бабочек - траурниц и крапивниц. Дело в том, что береза была повреждена и источала сок, привлекавший бабочек. Адмиралы были почти все свежие и я взял около 15 экземпляров.

В 1947-1950 годах я продолжил сборы в Северной Эстонии - в Таллинне и окрестностях, Вызу, Кивиыли и других местах. Наиболее интересной в Вызу, где я жил в доме отдыха в 1947 году, была ловля переливниц - больших, красивых бабочек, самцы которых отличаются ярким фиолетовым отливом; это редкий в Эстонии вид, встретившийся мне впервые. 25 июля у шоссе, в километре от дома отдыха, я обнаружил несколько переливниц у сочащегося ивового куста; посещая это место в течение недели, я поймал 4 самца и 2 самки (последние относятся к особым раритетам). Много лет спустя, 19 июня 1964 года, будучи в командировке в Ленинграде, я познакомился с коллекционером-любителем, Игорем Александровичем Родионовым, собиравшим дневных бабочек Союза. Просматривая его коллекцию, я обратил внимание на Apatura iris (переливниц) и, увидев этикетки, не поверил своим глазам-бабочки были пойманы в Вызу в конце июля 1947 года! Мы собирали в одном и том же месте, даже у одного и того же куста и... не встретились! - Такова ирония судьбы.

С 1947 года я стал собирать в основном жуков, но коллекция пополнялась медленно. В том же году я проводил начало лета в Кивиыли, где гостил у своего дяди Александра Федоровича Ракова. Дядя Шура познакомил меня со вдовой выдающегося эстонского лепидоптеролога - любителя Дмитрия Кускова (он умер в Германии во время войны). Меня поразили разнообразие видов и размеры коллекции Д. Кускова, химика по профессии, несмотря на то, что коллекция сохранилась только частично. Материал был прекрасно отпрепарирован, в том числе и микроскопически - мелкие молевидные бабочки; теперь эта уникальная коллекция хранится в институте в Тарту.

4. Выбор профессии. Мои гуру - И. Милендер и В. Соо.

Интенсивные сборы жуков (1950-1960)

Свою деятельность в области энтомологии я не считал в то время настолько серьезной, чтобы стать профессиональным энтомологом. У меня не было знакомых биологов, к совету которых я мог бы прислушаться. Еще в 1948 году я составил и послал в институт в Тарту рукопись "О дневных бабочках Эстонии"; это была робкая попытка установить контакт с учеными, которая окончилась ничем. Много лет спустя я узнал, что в Тарту тогда не было специалистов по бабочкам (лепидоптерологов). И поэтому после окончания средней школы в 1950 году я поступил в Таллиннский Политехнический институт (ТПИ) на горно-химический факультет.

Оглядываясь назад, я много раз спрашивал себя - не совершил ли я тогда роковой ошибки?

Я не могу и сейчас, по прошествии 51 года, ответить на этот вопрос однозначно. С одной стороны, это была ошибка - как профессиональный энтомолог я мог бы сделать во много раз больше в области изучения насекомых, чем сделал на поприще любительства. С другой стороны, это было правильное решение, так как я полностью реализовал свои способности на ниве проектирования. Забегая вперед в своем повествовании, я должен с удовлетворением констатировать, что я в инженерной работе достиг всего, чего хочет человек в жизни, но что удается далеко не всем. Работа в ГПИ "Эстпромпроект" (1957-1992) была творческой и общественно-важной. Я прошел путь от рядового инженера до руководителя группы и ведущего специалиста Эстонии по проектированию нефтебаз. Кое у кого возникнет вопрос - и это все, чего ты достиг в своей карьере? Ответ прост - я всегда хотел работать, создавать продукцию, в данном случае чертежи - и всегда питал отвращение к административной, конторской деятельности. За тридцать пять лет работы в институте я спроектировал множество производств, автозаправочных, нефтебаз и других предприятий. Я работал в прекрасном коллективе, постоянно чувствовал дружескую поддержку; работа с людьми, единомышленниками, всегда приносила удовольствие. Меня интересовала работа, нередко вечерами я обдумывал то или иное решение иногда очень трудной технической проблемы. Многочисленные командировки позволяли общаться с коллегами из других институтов, производств, обмениваться опытом. С моим участием запроектированы и построены почти все нефтебазы Эстонии. Увидеть результаты своих разработок, воплощенные подчас в грандиозные осязаемые объекты - большое счастье! Счастье, что плоды твоей деятельности нужны людям, что без них обойтись невозможно. Однако я отвлекся от энтомологической темы. Поступив осенью 1950 года в ТПИ, я не бросил сборов, особенно интенсивно собирал жуков в Копли, где тогда располагался институт. Я всегда был открытым человеком и мои сокурсники знали о моем интересе к насекомым. Учился я неплохо, но отличником не был. Тяжело давались мне такие предметы, как высшая математика, сопротивление материалов. Одними из любимых предметов были химическая технология и черчение - предпосылки моей успешной работы проектировщика в будущем.

Знаменательное событие моей жизни произошло в марте 1953 года - я совершенно случайно познакомился с Иоханнесом Милендером (как потом выяснилось, моим очень дальним родственником. После обмена паспорта его фамилия была изменена на Миелендер (Mielaender)). В то время я покупал энтомологические булавки у старого коллекционера-любителя Прууля, работавшего в пединституте. Когда Прууль узнал мою фамилию, он был крайне удивлен. - Невероятно! - воскликнул он, - в Таллинне уже есть коллекционер жуков, с той же фамилией! Настала очередь удивиться и мне. Узнав, где работает И.М. (он оказался почтовым служащим), я договорился о встрече, которая вскоре состоялась. Эта встреча в значительной степени определила мой дальнейший путь энтомолога-фауниста. Увидев его громадную (более ста ящиков) коллекцию жуков Эстонии, я был поражен количеством и разнообразием видов. Это было для меня откровением - я тогда даже и не подозревал, что в Эстонии водится около трех тысяч видов жуков! И.М. рассказал о своих сборах. Он начал собирать в 1932 году; тогда ему было тридцать два года. До этого И.М. занимался туризмом и побывал во многих уголках Эстонии. Его коллекция с прекрасно отпрепарированными, представленными большими сериями и в систематическом порядке жуками, образцовая коллекция - была плодом двадцатилетнего напряженного труда. Встреча с И.М. оказалась для меня исключительно полезной. Я получил информацию по способам и местам сбора жуков, о времени сбора, о литературе - определителях жуков, о необходимом для сборов оборудовании, об этикетировании и т.д. И.М. познакомил меня со своим другом, инженером Валентином Соо, собиравшим жуков с перерывами с 1922 года; коллекция В.С. была близка по числу видов коллекции И.М., но уступала по числу экземпляров.

Снова забегая вперед, скажу несколько слов о И.М. и В.С. с точки зрения сегодняшнего дня, когда их уже нет с нами. Они были выдающимися коллекционерами-любителями Эстонии, настоящими коллекционерами-исследователями, настоящими фанатиками этого дела, гордостью Эстонии. Коллекция каждого к концу жизни (И. Миелендер: 1900-1992; В. Соо: 1905-1984) насчитывала около 2700 видов жуков Эстонии, лично собранных и определенных. С учетом того, что в Эстонии известно около 3100 видов, этот результат, скорее всего, не удастся превзойти никому и никогда... Они открыли несколько сотен новых для Эстонии жесткокрылых. Коллекция И.М. хранится в Зоологическом институте в Тарту; коллекция В.С. - в Эстонском музее природы в Таллинне. Ревизия небольшой части этих коллекций с привлечением специалистов по отдельным группам выполнена и результаты отражены в ряде научных работ (Г. Милендер; Г. Милендер с соавторами), посвященных итогам изучения некоторых семейств жуков Эстонии. Однако, очень много предстоит сделать в дальнейшем и эта задача будущих исследователей-энтомологов XXI века.

В июне 1953 года я собирал жуков в Кохтла-Нымме, где наша группа химиков проходила производственную практику. После обеда мы освобождались, мои товарищи принимались за волейбол, я же брал сачок и другие орудия лова и отправлялся на "охоту". Я всегда ждал этого момента, момента, когда снова окажусь на природе в обществе своих шестиногих друзей, и вот я на месте, на красочном, пестрящем цветами, лугу у опушки леса и начинаю кошение -- работу, известную каждому энтомологу ( Кошение - основной способ сбора. Сачком проводят по траве, кустам - как бы "косят". Насекомые падают в сачок, откуда их потом выбирают). Всегда волнующие моменты наступают в перерывах в работе, во время выборки добычи сачка. Попалось ли что-то интересное? Или все старые знакомые, массовые и обычные виды?

Собирал я с полной отдачей и этому были свои причины. В коллекции тогда у меня было мало видов и новые для меня "сыпались как из рога изобилия". С другой стороны, в отличие от прошлых лет, я теперь чувствовал себя членом коллектива. Я знал, что И. Миелендер и В. Соо сейчас тоже собирают где-то в Эстонии; осенью, на встрече, я не мог ударить лицом в грязь, я хотел, чтобы мои трофеи оказались достойными. Этот мотив и чисто исследовательский интерес, помноженные на молодость и здоровье, сделали свое дело и в Кохтла-Нымме и в дальнейшем. В Кохтла-Нымме мне удалось поймать ряд редких видов, например щелкуна Cardiophorus ruficollis, листоедов Labidostomis tridentata, Cryptocephalus sexpunctatus.

Как всегда, я много времени уделял письмам (подробнее о письмах -- см. гл. 5 "Моя переписка"). Как пример, привожу отрывок из письма родителям, датированным 11Л1.1953 (выписка): "У реки встретил девочек (Тартуских - из Тартуского техникума, живут в нашем доме) - они шли искать ландыши. Пошли все вместе и после долгих поисков обнаружили разреженный березово-ольховый сыроватый лес, где росла масса ландышей. Одна из девочек нашла редкое растение из семейства Орхидей -- "Венерин башмачок", я же через минут десять нашел целую поросль этих красивых цветов. Эти цветы я видел впервые, но в книгах о них читал. Это растение высотой в тридцать-сорок сантиметров, с большими листьями - по форме, как у ландыша. Цветы крупные, с ярко-желтой лодочкой и красными лепестками (один цветок я засушил). Набрали мы также много ландышей".

Июнь 1953 года запомнился мне и трагическим событием - ушел под воду временный деревянный мост через реку Пирита в Таллинне, во время мотогонок; мост был переполнен зрителями и было много пострадавших. Я, как активный болельщик, присутствовал на этих гонках, но лично не был свидетелем вышеупомянутого происшествия.

Весной 1954 года нас должны были направить, в составе трех групп, для прохождения производственной практики в Северодонецк, Нижний Тагил и в Батуми. Не без труда мне удалось войти в состав третьей группы; мне очень хотелось посетить субтропики, тем более в мае-июне и в течение полутора месяцев.

В Батуми мы проходили практику на Батумском нефтеперегонном заводе (БНЗ); после работы у нас оставалось довольно много свободного времени. Первым делом я направился в краеведческий музей, к директору, и представился энтомологом из Эстонии, интересующимся местными специалистами по насекомым. Я получил адрес Евгения Михайловича Степанова, энтомолога карантинной станции, и вечером поехал к нему. Мы познакомились; наша встреча прошла в очень теплой обстановке, мы с Е.М. сразу нашли общий язык. За время пребывания в Батуми я посетил его еще несколько раз; мы стали друзьями, несмотря на разницу в возрасте (Е.М. был значительно старше меня), и потом переписывались почти до самой его кончины. Е.М. занимался жуками-щелкунами Грузии, писал тогда монографию. Он показал мне свои прекрасные тушевые рисунки щелкунов и открыл мне "секреты" выполнения рисунков в точечной технике, за что я был ему очень благодарен. Е.М. рассказал мне о местной фауне и о возможных маршрутах экскурсий.

Мне повезло с погодой, почти все время светило солнце (многодневные дожди здесь являются нормой). Я обошел все окрестности, с А. Соколом поднимался на Мтиралу - гору высотой более 1000 м (мы немного не дошли до вершины); эта прогулка едва не стала последней в моей жизни. Собирая жуков, я оступился на крутом травянистом склоне и заскользил вниз, к обрыву высотой метров сорок. Просто чудом мне удалось задержаться в двух метрах от края, ухватившись за стебли какой-то травы.

Большое впечатление произвели на меня: магнолии с их огромными, немного напоминающими водяные лилии, пахучими белыми цветами; буковые леса с удивительно высокими деревьями; Зеленый Мыс с замечательным ботаническим садом. Я собрал ряд интересных жуков -- огромного длинноусого дровосека Mori'mus verecundus (под гнилым стволом бука), очень яркого, золотисто-красного с фиолетовой переднеспинкой красотела Calosoma sycophanta (в парке БНЗ) и многих других. И все же жуков было "не густо" - -район Батуми, как оказалось, имеет сравнительно с побережьем Сочи -- Сухуми бедную фауну; к тому же основной сезон сборов здесь апрель -- первая половина мая и многие жуки уже исчезли.

Вернувшись в Эстонию, я продолжил сборы жуков -- в июле в Вызу и в августе -- в Локса. Однако, к сожалению, поездка в Батуми не прошла для моего здоровья бесследно. Интенсивная работа под палящим солнцем, работа с утра до вечера в сочетании с нерегулярным питанием, питанием нередко в сухомятку, сделали свое черное дело. Я заболел туберкулезом, к счастью, в закрытой форме. Лечился я ПАСК-ом (параминосалициловая кислота) и усиленным питанием; прошло немало времени -- более одного года -- прежде чем здоровье вновь вернулось ко мне. Как ни странно, но мое нездоровье косвенно помогло мне сделать два, возможно самых крупных в жизни, открытия -- поймать редчайших жуков. Расскажу, как это произошло.

Стояли солнечные, жаркие дни середины июля. Недалеко от дома отдыха в Вызу, на песчаной опушке соснового бора, я облюбовал поленницу сосновых дров, лежавших на самом солнцепеке, и несколько дней ее навещал после сытного обеда в большой, расположенной на веранде, столовой дома отдыха. Я ловил на дровах усачей и других жуков. Это случилось 18 июля 1954 года. Я сидел уже два часа, наблюдая за жуками, время от времени вылезавшими из зазоров между поленьями. В то время я испытывал болезненную слабость и двигался мало, а потому спешить было некуда. Неожиданно мое внимание привлек маленький, узкий усачик бурого цвета. Тогда я еще не знал, что положил в пробирку одного из самых редких усачей Европы; для меня это был новый усач оригинальной формы; тем не менее в течение всего пребывания в Вызу я безуспешно пытался поймать дополнительные экземпляры этого вида.

Только в сентябре мне, с помощью В. Соо, удалось определить этого "зверя". Им оказался усач Nothorrhina punctata, повсеместно очень редкий вид; находка была первой в Прибалтике; в Эстонии вновь найти этот вид удалось лишь несколько лет назад, спустя полвека.

Другой вид, тоже усача, был пойман в районе ж/д остановки Метса (вблизи Элламаа). Я, И. Миелендер и В. Соо отправились туда на поезде, идущим в Хаапсалу, 4 августа 1955 года. Два часа 15 минут -- и мы на месте. Необходимо отметить, что Метса получило известность как "энтомологический рай" благодаря обилию здесь редких видов жуков; только одно семейство усачей на сегодня насчитывает здесь 53 вида, то есть более 50 % от всей фауны Эстонии (97 видов -- Suda, Milaender, 1998).

Мы отошли от места остановки поезда на 700 метров, когда мне приглянулась небольшая свежая вырубка на лесолугу, где валялись на земле обрубки стволов осины и березы и лежали кучи отрезанных веток с листьями. Здесь можно поймать редких усачей-- решил я. Сославшись на слабость (я действительно не оправился еще от болезни и чувствовал себя неважно) я остался на этом месте на целый день; мои коллеги пошли дальше.

Наблюдение за ветками в течение четырех часов привело к поимке нового для Эстонии усача -- Leiopus punctulatus (4 экз.). Этот редчайший североевропейский вид вымирает и известен только по нескольким местонахождениям (Horion, 1974; Bily, Mehl, 1989). Поймал я, не сходя с этого места, и еще несколько интересных видов. Мои коллеги вернулись ни с чем и очень мне завидовали.

Само собой разумеется, что в описываемый период я поймал массу и других жуков, среди которых были и редкие, а также ряд новых для Эстонии видов; это нашло отражение в моих "Колеоптерологических заметках" (Koleopteroloogilisi maerkmeid), опубликованных в 1971 году. Особенно интенсивно я собирал в 1954-1960 гг. В это время, золотое время создания "ядра" моей колеоптерологической коллекции, я знакомлюсь с новыми местами ловли (в том числе и с такими "знаменитыми", известными теперь всем энтомологам Эстонии, как ж/д станция Мустйыэ рядом с Аэгвийду и заповедником Пухту-Лаэлату на западном побережье). Не имея возможности описать все интересные приключения и истории, связанные с поимкой жуков, остановлюсь на нескольких.

7 июля 1936 года Х. Хаберман обнаружил в Костивере (расположено в 20 км восточнее Таллинна) нового для Эстонии листоеда -- Chrysolina limbata. Это красивый черный жук с широкой, кроваво-красной каймой на надкрыльях. Нахождение этого вида в Северной Эстонии, вдали от основного ареала, было очень интересным, данные опубликованы (Haberman, 1937). Прошло почти двадцать лет. В. Соо решил попытать счастья и отправился в Костивере за этим видом и... поймал несколько экземпляров! Увидев этих редких красавцев в коллекции В.С., я воспылал желанием также их собрать и 28 августа 1955 года в свою очередь отправился на охоту. Технология ловли была проста -- днем жуки скрываются под камнями. Чтобы обнаружить жука мало перевернуть камень -- нужно еще провести рукой по периметру ямки, так как жуки прячутся по краям. Однако на плитняковом плато Костивере камней бесчисленное множество... Я работал уже более четырех часов, перевернул более тысячи камней -- все безрезультатно -- и наконец, решил бросить безнадежное дело и направился к автобусной остановке. Однако страсть коллекционера взяла верх -- я снова вернулся и продолжил поиск. Мое упорство было вознаграждено --

через пять минут, наконец, под небольшим камнем я обнаружил своего первого черно-красного листоеда, а минут через двадцать -- еще одного; моя радость была неописуемой.

Через несколько дней, 4 сентября, я поймал еще 1 экз. Прошло более тридцати лет и я нашел еще одного жука этого вида -- на этот раз в Таллинне, в Метсакальмисту. Последний экземпляр отличался крупными размерами и пунктировкой, однако проф. И. Лопатин в 1989 году подтвердил его видовой статус.

Собирая жуков всех семейств, я использовал многие способы лова. Одним из таковых был лов в подвалах, которым я стал заниматься с 1955 года; с ним связана трагикомическая история, о которой я и расскажу.

Для сбора жуков в земляной пол подвала (мы ловили тогда в доме, где проживал И. Миелендер) зарывают жестяные цилиндры с приманкой; в качестве последней мы использовали мышей. В начале июня я на велосипеде поехал к знакомым, которые обещали их наловить. Знакомые жили на втором этаже старинного дома в центре Таллинна. Оставив велосипед в коридоре, я быстро поднялся наверх, забрал приманку -- прекрасную большую мышь -- и спустился вниз но... велосипеда не было! В милиции меня "обрадовали" сказав, что хотя они и будут искать, на возвращение велосипеда лучше не надеяться, а купить новый. Как показало время, они были правы и я последовал совету. А на мышь, которая мне обошлась в 850 рублей, я поймал новый для себя вид -- маленького черного жука Gnathoncus punctulatus из семейства карапузиков.

Самым крупным жуком Эстонии является жук-носорог Oryctes nasicornis - длина тела 26,0 -- 14,1 мм, ширина 14,0 -- 21,1 мм (Milaender, 1993); он выпуклый, блестящий, каштановый, низ и ноги покрыты рыжими волосками, переднеспинка ♂ с выступами, а голова -- с рогом. Этот жук, настоящее украшение нашей природы, встречается не часто, в кучах опилок или в садах в компостных кучах, где развивается его личинка. Впервые я поймал его в Вызу 3 августа 1957 года. В настоящее время в моей коллекции 37 носорогов, большая часть которых получена от знакомых и коллег (большая серия собрана Робертом Суурпере в Сонда). Я содержал дома самку жука-носорога в течении трех месяцев. Однажды я забыл затянуть марлей горлышко банки, в которой жил жук, и он улетел в открытое окно (стояла теплая августовская ночь). Как декоративный вид жук-носорог заслуживает охраны (охраняется в ряде стран Европы).

Незабываемые впечатления связаны у меня с поимкой крупнейшей златки Эстонии-- Марианы (Chalcophora mariana), встречающейся у нас исключительно редко. Дело было 24 июня 1956 года на Куртнаских озерах, расположенных в 10 км юго-восточнее города Иыхви. Я тогда работал в "Эстонэнерго" и был в командировке на ТЭЦ Ахтме, где наша группа наладчиков занималась испытанием котлоагрегатов; работали мы по ночам, днем были свободны. Итак, поспав пару часов после "ночной смены" и плотно пообедав в заводской столовой, я в 11 часов отправился в поход -- от Ахтме до озер было около семи километров; дорога пролегала через поля и небольшие перелески. Куртнаские озера находятся в холмистой местности в сосновом лесу. Тогда там велись лесоразработки и я попал на большую вырубку, со многими штабелями сосновых бревен, источавших приятный запах смолы.

Я приступил к осмотру штабелей, на двух первых жуков не было. Осматривая одно из верхних бревен третьего штабеля я неожиданно заметил, что кусочек коры стал... толчками передвигаться и я понял, что предо мной -- большая сосновая златка, почти не отличимая от фона коры. Мое сердце бешенно забилось, а руки задрожали от волнения... Только не упустить! -- эта мысль сверлила мой мозг. Златки летают очень быстро и они весьма осторожны -- моя добыча могла исчезнуть в любой момент. В руках у меня был сачок, но в данной ситуации от него не было пользы. Я решил схватить златку рукой и это мне удалось! Трудно передать захлестнувшую меня радость и ликование! С величайшей осторожностью я перенес бесценный трофей в морилку.

В течение последующих трех часов я тем же способом, покрывая их рукой, поймал 14(!) златок; ни одна из них не взлетела. Возможно, что я поймал бы и больше, но солнце скрылось за тучами и златки пропали.

Когда осенью я встретился со своими коллегами -- И. Миелендером и В. Соо, то, откровенно говоря, хотел поразить их своей добычей, но... сенсации не произошло. Они собирали в Южной Эстонии и так же поймали много сосновых златок. Это нисколько не умаляет нашего открытия -- 1956 год был исключительно благоприятным для этого вида, а потом... их снова не стало. Тот день, далекий летний день 24 июня 1956 года, остается единственным в моей жизни, когда я видел и даже держал в руках живых Мариан...

Необходимо отметить, что в 1956 году интереснейшие находки удалось сделать и в Локса. Здесь, на берегу моря на песчанных дюнах в травостое, четырнадцатого июля я поймал 4 экз. нового для Эстонии вида коровок -- Exochomus flavipes. Я немедленно сообщил о находке своим коллегам и они также собрали этот вид.

На следующий день, 15 июля, я собирал жуков в лесу на берегу моря; здесь я обнаружил несколько больших ям, вырытых, очевидно, работниками леса для сбора и уничтожения вредителей -- сосновых долгоносиков, которых здесь было немало. В ямах я нашел много мелких жужелиц из родов Amara, Harpalus и Pterostichus, а также несколько крупных, но обычных карабусов (Carabus nemovalis, С glabratus). Я уже собрался уходить (наступало время обеда), когда вспомнил совет своего учителя, И. Миелендера -- совет раскапывать песок на дне ям, куда иногда прячутся жуки -- и стал работать совком. На дне одной из ям, на глубине нескольких сантиметров, вдруг мощно зашевелился гигантский жук, в котором, замирая от счастья, я сразу признал легендарную большую черную жужелицу или кориацеуса (Carabus coriaceus). Эту жужелицу -- самую крупную жужелицу средней Европы, я видел раньше только в определителе и в коллекции И. Миелендера; он характеризовал ее как очень редкий вид. Схватив привычным движением жужелицу за бока (чтобы не укусила) я поднес ее, чтобы лучше рассмотреть, к глазам, неосторожно повернув при этом концом к себе -- и был немедленно наказан: жук выпустил струю едкой жидкости, которая обожгла мне щеку.

Домой я возвращался почти бегом, окрыленный выпавшей мне удачей и желая поскорее показать удивительную находку моей маме и Анне Труус, в гостеприимном доме которой мы жили. Жук не поместился даже в самую большую пробирку и я нес его в руке, живым. Демонстрация жука дома имела сенсационный успех; посмотреть на невиданную "букашку" пригласили даже соседей. Кориацеус имеет мелко морщинистые, шагреневые надкрылья, он одноцветно-черный, матовый; длина тела до 42 мм (по длине тела занимает среди жуков Эстонии четвертое место после жука-носорога, плавунца широкого и большого водолюба). Позже я поймал в тех же ямах еще несколько особей, а всего в Эстонии - 9 экземпляров. Каждое нахождение этого прекрасного жука было событием, но первый кориацеус в моей жизни навсегда остался первым.

Было бы ошибкой думать, что только целенаправленный поиск приводил меня к интересным находкам -- иногда это был просто счастливый случай. Например единственного в моей коллекции, громадного широкого плавунца (Dytiscus latissimus) я поймал на панели недалеко от дома (мы жили тогда в доме 26 по Пярнускому шоссе); по-видимому жук перелетал из одного водоема в другой и потеряв ориентацию или, обессилев, упал. Редчайшего листоеда окаймленного (Chrysolina marginata) я нашел в центре Таллинна, на улице Харью, 23 августа 1958 года; только через 40 лет, 18 сентября 1998 года, я повторно собрал этот вид вблизи Саку.

Много времени уделял я ловле жуков энтомологическим ситом -- таким способом собирают жуков в лесной подстилке, наносах на берегах водоемов, в гнилой древесине, под стогами сена, в кучах гниющей соломы, в муравейниках и других местах. Несмотря на прекрасные результаты, которые дает этот способ, не все энтомологи, к сожалению, уделяют ему должное внимание. Множество видов собрал я ситом, в том числе новые для Эстонии виды Eucinetus haemorrhous, Dienerella filiformi, Hypulhus bifasciatus.

Хотя я и собирал все группы жуков, моими любимцами были тогда жуки-усачи или дровосеки; интерес к ним я пронес через всю свою жизнь. Многие из них отличаются яркой окраской или красивым рисунком; ловлю нескольких из них я описал выше. На рисунке (в приложении) показан маленький, очень редкий усач Pogonocherus hispidulus. Верх жука в пестром, беловатом и красновато-буром густом волосяном покрове, надкрылья со снежно-белой перевязью, голени и усики со светлыми колечками. Мне удалось поймать его ситом в опаде широколиственного леса Мяхе, растущего на глинте у восточной границы Таллинна, 6 ноября 1955 года; в дальнейшем я там же собрал еще 2 экз.

Однако оставим на время жуков и вернемся к основным событиям моей жизни тех лет. Весной 1955 года я закончил политехнический институт, получив диплом инженера-химика--технолога и был направлен в Р.У."Эстонэнерго". 15 августа я приступил к работе на должности техника химслужбы. В задачи химслужбы входило проведение испытаний котлоагрегатов основных ТЭЦ республики -- в Таллинне, Кохтла-Ярве и Ахтме. Половину времени наша группа наладки в составе четырех человек пребывала в командировках; работали мы по ночам. Забравшись на самый верх котельной установки, мы "орсили" -- вели анализ отходящих дымовых газов аппаратами типа "ОРСА". Как сейчас вспоминаю я эту работу: дрожь работающего в максимальном режиме котла, изнуряющую жару, страшный, подавляющий все вокруг шум пара... Итак десять дней... Затем мы возвращались в Таллинн, составляли отчеты и... все повторялось сначала.

Эта работа мало удовлетворяла меня, я рассматривал ее как временную. Но были у этой работы и положительные стороны -- получая командировочные, я неплохо зарабатывал; у меня оставалось довольно много времени для энтомологической деятельности. Но главное -- это была школа жизни, я познал азы общения с людьми и особенности работы в коллективе; подолгу бывая в командировках, приучился к самостоятельности. Я прошел практику эстонского языка и стал говорить совершенно свободно; до этого я вращался только в русскоязычной среде (семья, школа, институт) и владел эстонским на бытовом уровне.

"Командировочная" зима 1955-1956 гг. была трудной. Меня окружала чуждая мне рабочая среда. Я не пил, не играл в домино и карты (к последним я с детства испытывал непонятное отвращение). Меня мучило одиночество, мне нечем было заняться кроме чтения или посещения кинотеатра. Все изменилось благодаря газетной заметке, в которой сообщалось, что начальник мебельного цеха промкомбината Кохтла-Ярве Роберт Суурпере является страстным собирателем бабочек. Далее в заметке (озаглавленной "Коллекционер--любитель") было сказано, что он собрал 800 видов бабочек, хранящихся в 20 ящиках, а также различных жуков.

Я без труда нашел Р.С. в Кохтла-Ярве; в конце августа мы познакомились. Р.С., как и я, был очень рад встрече; наше знакомство переросло в дружбу; я стал часто посещать его, мы вместе собирали. В семье Р.С. (он жил с женой, очень милой и приветливой женщиной; детей не было) я всегда чувствовал себя как дома в полном смысле этого слова; здесь царила атмосфера теплоты, заботы, дружелюбия. Долгие часы проходили в беседах за чашкой кофе, за столом с разнообразными, вкуснейшими бутербродами, горячими пирогами и булочками, грибами и прочей снедью; жена Роберта прекрасно готовила. Нередко бывал и маринованный угорь -- мой излюбленный деликатес. Моему "командировочному" одиночеству пришел конец.

Минуло несколько месяцев, и в газете "Ыхтулехт" появилась заметка "Жуки под стеклом", посвященная мне. В ней рассказывалось, как я начал собирать, о коллекции жуков (пятьсот видов, 1500 экземпляров), о некоторых интересных находках -- новых для Эстонии видах, об отношениях с Институтом зоологии и ботаники и Государственным музеем естественных наук. Вот несколько строк из этой заметки: "В то время как молодые люди, его сверстники, загорали в Пирита, шагал Г. Милендер с рюкзаком за плечами и лупой, сачком и другими орудиями лова в руках, где-нибудь в лесу или на берегу озера. Здесь он учился познавать жуков...". Были в заметке и неточности, что неизбежно с учетом того, что корреспондент -- не энтомолог, а возможностей корректуры у меня не было.

В 1957 году в нашу семью пришло горе. 27 февраля после непродолжительной болезни умер мой горячо любимый отец. Я тяжело переживал потерю, хотя и старался внешне этого не проявлять...

А жизнь продолжалась. Одна хорошая знакомая нашей семьи предложила мне перейти на работу в проектный институт, сотрудницей которого она была. Я с радостью согласился и 13 марта 1957 года поступил в Проектный и Научно-исследовательский институт Министерства местной и сланце-химической промышленности (так назывался в то далекое время будущий ГПИ "Эстпромпроект", институт, ставший мне родным) на должность инженера механического сектора. Вскоре я стал старшим инженером, а сектор был 1958 году преобразован в технологический отдел.

О своей работе (1957-1992 гг.) я кратко рассказал выше в главе 4. Я вспоминаю иногда своих дорогих коллег, сотрудников нашего и др. институтов, заказчиков...; таких разных, но хороших людей. Их сотни; некоторых уже нет с нами; это О.В. Самонов, И.О. Тух, К.Е. Демиденко, Х. Верк, Л. К. Гущик, В. Куликов, Н. Н. Щеглов, С.А. Стулов, Э. Ф.Кунгс и... увы, многие другие.

Итак, мы с вами несколько отклонились от энтомологической темы. Важную роль в установлении личных контактов с энтомологами-любителями других регионов имели мои служебные командировки -- я бывал в Ленинграде, Москве, Киеве, Волгограде, Риге, Вильнюсе, Каунасе, Клайпеде, Петрозаводске, Омске, Красноводске, Сумгаите, Челябинске.

В 1957 году я был принят в члены Эстонского общества естествоиспытателей; становлюсь активистом Государственного музея естественных наук. Важными для меня событиями были новые знакомства: с Х. Хаберманом, Ю. и А. Вильбасте, 3. Альбрехт, Х. Реммом -- сотрудниками Института зоологии и ботаники в Тарту, энтомологами; с Я. Михкельсоном -- лепидоптерологом-любителем; с Тийтом Марнотом, молодым (родился в 1941 году) коллекционером бабочек, который стал моим другом.

В 1959 году, во время командировки в Ленинград, я в зоологическом институте знакомлюсь с Олегом Леонидовичем Крыжановским и Маргаритой Ервандовной Тер--Минасян. Последнее знакомство заслуживает того, чтобы его описать. Познакомившись с коллекциями в помещении, где находился Олег Леонидович, я решил посмотреть и долгоносиков. -- Они в кабинете напротив -- сказал О.Л. - Там командует Маргарита Ервандовна. Учтите, что она женщина строгая. Я отправился к М.Е. и представился коллекционером-любителем из Таллинна. Она недовольно посмотрела на меня и заявила: -- Такие любители приходят к нам часто. Вчера после такого посещения я не досчиталась нескольких редких жуков нашей коллекции. Поэтому лучшее, что вы можете сделать -- немедленно покинуть мой кабинет! Я так и поступил; мой рассказ вызвал у О.Л. приступ веселья; во второй раз мы вошли к М.Е. вместе и инцидент бы исчерпан. Мог ли я тогда предполагать, что через много лет я стану здесь своим человеком и буду допоздна работать один с ключами от кабинета и коллекционных шкафов в кармане? Хочу добавить, что я пригласил Олега Леонидовича в Таллинн. Он, тогда еще молодой ученый, побывал в Таллинне вместе с женой через год.

5. Моя переписка

Я начал писать письма в Уфе, в 1943 году, когда мне было 11 лет; это были письма моему отцу, который в связи с делами службы переехал тогда в Москву. Я любил, всегда любил их писать -- в этом отношении "пошел по стопам родителей" - они также регулярно вели переписку. Поэтому можно сказать, что переписка проходит красной нитью через всю мою жизнь. Письма были средством общения, средством передачи научной информации. В какой-то мере они, возможно, заменяли дневники -- последние я вел регулярно только во время полевых работ. С учетом того, что у меня было более ста респондентов, то я получал много писем, общее их количество исчислялось многими тысячами. Сохранились, благодаря заботе моей незабвенной мамы, и все старые письма -- начиная с 1941 года.

6. Охота за бабочками (1960-1965)

После семи лет (1953-1959 гг.) интенсивных сборов жуков с 1960 года я перехожу на сборы преимущественно бабочек. К этому было несколько причин: 1. Коллекция жуков выросла и пополнение новыми видами замедлилось; 2. Ранее у меня отсутствовали современные определители бабочек; 3. Появились друзья и коллеги -- собиратели бабочек; 4. Коллекция бабочек включала в основном дневниц; совок и пядениц, шелкопрядов -- почти не было.

И я "тряхнул стариной" -- с энтузиазмом приступил к ловле бабочек. Рассказывая в главе 4 о событиях 1957 года я забыл сказать обо одном, весьма значительном -- я купил мотоцикл "Ковровец-175". Это было важное приобретение -- наличие транспорта многократно экономит время при экскурсиях. Для ловли ночных бабочек я стал использовать более эффективную, кварцевую лампу типа ПРК-2. Места сборов были разные, но к излюбленным относились Саку, Лаагри, Сауэ и Валингу в окрестностях Таллинна и Паливере в 80 км от города. Однако больше всего в эти годы я собирал в упоминавшемся выше Пухту -- "Мекке" наших энтомологов. Густой смешанный лес на маленьком полуострове Пухту и прилегающий к нему лесолуг Лаэлату имеют очень богатую фауну насекомых; здесь найдено немало новых для Эстонии видов. Несмотря на то, что от Таллинна до Пухту 143 км по шоссе, то есть около 2.5 часов езды на мотоцикле, я неоднократно посещал это место и после работы. Этому способствовал мой новый быстроходный "конь" -- в 1962 году я приобрел новый мотоцикл, мощную "Ява-250". В этом мотоцикле было все -- прекрасная, мягкая подвеска, широкое, удобное сдвоенное сиденье, стремительный разгон, почти неслышный ход, надежные тормоза. Да и сам мотоцикл был надежен - я за 6 лет совершил на нем множество поездок, в том числе и дальних -- и не разу не остался на дороге, не считая аварии, о которой я еще расскажу.

Ловля на свет добычлива только в теплые, тихие ночи, когда небо покрыто облаками. Ни с чем не сравнима романтика ночной охоты. Из таинственной тьмы появляются бабочки, одна за другой -- изящные, с красивым рисунком, пяденицы, отличающиеся порхающим полетом; толстотелые совки разнообразной окраски; мелкие бабочки разной расцветки. Иногда, с низким гудением, у освещенного лампой экрана начинает кружиться крупный бражник или шелкопряд... Важную роль в ночных сборах играют и приманки -- одетые на бечевку кусочки яблок или поролона, пропитанного смесью из перебродившего пива, меда и сахара; такие приманки я часто использовал, развешивая их еще засветло на ветвях деревьев и кустов. Для успеха этого лова необходим хотя бы легкий ветерок, разносящий запах. Иногда приманки были сплошь покрыты бабочками; насосавшись хмельного они теряли осторожность и позволяли себя сталкивать прямо в морилку.

Моими коллегами по сборам становятся Яан Вийдалепп, тогда студент, а ныне ведущий специалист по чешуекрылым (бабочкам) не только Эстонии, но и всей Евразии; Эрмер Меривее, Тээт Рубен, В. С. Скворцов, Юлиан Юргенс, но чаще всего я экскурсировал с моим другом Тийтом Марнотом. Собирал бабочек и выдающий эстонский художник-- график -- проф. Гюнтер Рейндорф (1889-1974 гг.); у него была дача на песчаном взморье в Лауласмаа, где я неоднократно навещал его, приезжая на "Яве".

Просматривая дневники того времени, я понял, что был тогда настоящим фанатом: я побывал на вечерней ловле с приманками даже 22 апреля 1962 года -- несмотря на то, что в этот день был юбилей (мне исполнилось 30 лет).

Никогда не забуду счастливых дней ловли в Пухту. Это уединенное, закрытое для общего посещения место, орнитологический заповедник был как бы специально создан для энтомологов. Мы останавливались обычно в здании орнитологической станции небольшом двухэтажном каменном доме вблизи южной оконечности полуострова. Здесь было все необходимое -- кухня, несколько спален, каминный зал и, конечно главное: электричество. Смотритель заповедника -- Сави -- жил с женой в 1 км к северу, у въезда на территорию; у него мы брали ключи. Большая часть полуострова была покрыта, как я уже упоминал, лесом; росло здесь и немало дубов.

Хотя я и охотился здесь несколько раз один, все же значительно интереснее было ловить в обществе моих друзей; чаще всего это был Тийт Марнот. 10-15 июня 1962 года и со 2-5 июня 1964 года моим спутником был Роберт Суурпере; мы поймали множество бабочек в том числе и редких. Мне удалось собрать в Пухту и один вид, новый для фауны Эстонии, пяденицу Asthena anseraria.

Вместе с Р. Суурпере и Т. Марнотом я составил список бабочек Пухту-Лаэлату (Puhtu-Laelatu keeluala liblikate fauna. Suurpere R., Marnot Т., Milaender G., 1963), рукопись которого хранится в архиве Эстонского общества естествоиспытателей. Этот список стал наиболее крупным из списков локальных фаун чешуекрылых Эстонии; в нем отражена не только огромная работа, выполненная нами, но и работа других энтомологов -- Я. Вийдаллеппа, Т. Рубена, Я. Михкельсона, Х. Ремма.

У меня нет возможности рассказать обо всех приключениях и интересных случаях, связанных с моей охотой за бабочками в этот период. Поэтому остановлюсь на двух.

Стоял один из тех теплых вечеров, которыми весна иногда балует нас в конце апреля. Я оставил свою "Яву" на опушке небольшой березово-дубовой рощи в Валингу и направился развешивать приманки. Везде желтели яркие фонарики мать-и-мачехи; легкий ветерок тянул слабый приятный запах нагретой за день земли и прелых листьев. Заросли кустов были еще прозрачны, только верба распустила свои милые сережки.

Окончив свою работу, я присел на кочку, вынул из рюкзака складной сачок и собрал его; заправил морилку эфиром. Сумерки медленно сгущались; погода была благоприятна для ловли.

Близилась полночь. Я уже третий раз обходил свои 10 приманок, которые были развешены на кустах на некотором расстоянии друг от друга, по кругу, как это принято. Остановившись у очередной, я сталкивал "пьяных" бабочек в подставленную морилку. Неожиданно я заметил в глубине рощи странное светлое существо, которое, извиваясь между березами, быстро приближалось ко мне; через секунду я признал в нем огромного удава. Последний неслышно обогнул меня и удалился в том же направлении откуда и появился. В сумерках я разглядел этого "удава" лишь на близком расстоянии. Это были зайцы, вернее, заячья свадьба. Впереди бежала самка, вплотную за нею -- несколько самцов. Они бежали "след в след", почему казались единым целым. Звери были так заняты своим, что не заметили меня, стоявшего неподвижно. Я ловил бабочек на приманки и в дальнейшем, в течении многих лет, но больше никогда такого не видел.

Второй случай связан с медведицей кайей (Arctia caja). К семейству медведиц (Arctiidae), получивших свое название из-за их мохнатых гусениц, относятся ночные бабочки нередко яркой, пестрой окраски; они являются украшением коллекций. Не составляет исключения и кайя. Ее передние крылья кофейно-бурого цвета с перепутывающимися белыми лентами, задние - красные с сине-черными пятнами; брюшко также красного цвета.

Кайя довольно обычна, но у меня были только 2 потертых экземпляра. Поэтому когда Тийт сообщил, что в Сауэ (город в 18 км к юго-западу от Таллинна, место жительства Т. Марнота) начался обильный лет этого вида и предложил к нему приехать, я с радостью согласился. Я провел у лампы около четырех часов (в саду у Тийта), летело множество бабочек, но... ни одной кайи! Удрученный, я вернулся домой в два часа ночи (я ездил на мотоцикле). Родители спали. Повторно поужинав бутербродами, приготовленными заботливой мамой заранее, я решил перед сном проветрить комнату и открыл окно. Каковы же были мои изумление и радость, когда в комнату влетела... кайя! Прекрасный, совершенно свежий экземпляр! Он хранится теперь в моей коллекции, напоминая об этом событии.

Я не буду подробно останавливаться на научных результатах сборов бабочек за эти годы. Скажу только, что за 6 лет из маленького любительского собрания выросла одна из крупнейших коллекций бабочек (Macrolepidoptera) Эстонии -- в 1965 году она насчитывала около 570 видов. Это был результат как моего интенсивного труда, так и результат сотрудничества с коллегами, прежде всего с Тийтом Марнотом: мы помогали друг другу в сборах, обменивались данными о местонахождениях редких видов, обменивались и бабочками.

Укрепляются мои связи и с собирателями других городов. Я уже упоминал об Игоре Александровиче Родионове из Ленинграда; скажу еще пару слов. И.А. жил на Васильевском острове, занимая крошечную комнату в коммунальной квартире; жил он один. И.А. был по специальности преподавателем математики, имел большую коллекцию дневных бабочек СССР. Особенно много он собирал на Дальнем Востоке, в Уссурийском крае с его уникальной фауной. Я бывал у него несколько раз и всегда с интересом слушал рассказы о приключениях в тех местах, в частности о встрече с тигром. И.А. был обаятельным, скромным человеком; мы долго переписывались.

В Москве, 1 июля 1964 года (я находился здесь в служебной командировке с 28 июня по 2 июля), я познакомился с коллекционером Papilionidae (парусники или кавалеры) всего мира -- Николаем Вениаминовичем Степановым, военнослужащим. У него была огромная коллекция этих прекрасных бабочек, безусловно, лучшая в Союзе и, думаю, одна из лучших в Европе. Н.В. собирал в основном на Памире и менял их на экзотов; в его коллекции были представлены почти все из известных в мире 566 видов парусников.

Я говорил выше о Гюнтере Рейндорфе, нашем старейшем любителе. Еще в 1904 году, 6 июня, он поймал в Таллинне (в Нымме) редчайшую голубянку - Pseudophilotes baton. Г.Р. был прекрасным, отзывчивым человеком. Он жил в многоэтажном доме на площади Победы (Теперь площадь Свободы) и я иногда его посещал. Несмотря на свою занятость, он всегда находил время для беседы. Нас связывал не только интерес к бабочкам, но и интерес к рисованию. Высокая оценка Г.Р. моих рисунков бабочек и жуков тех лет многое для меня значила; как жаль, что ему не довелось увидеть моих последующих работ... Я был свидетелем, как Г.Р. создавал обычным черным карандашом свои пейзажи -- бессмертные шедевры, в частности "Финляндия Сибелиуса". Коллекция Г.Р., в которой, кроме бабочек, представлены и другие насекомые, например, осы и пчелы, хранится в Эстонском музее природы.

7. Возвращение к сбору жуков. Специализация (1965-1969)

Прошла первая половина шестидесятых годов -- счастливые, романтические годы ночной и дневной ловли бабочек. За эти годы была создана большая коллекция, эти годы принесли мне, как энтомологу, большое удовлетворение... и, одновременно, усталость. Мне было за тридцать и сочетание работы и охоты, бессонные ночи начинали давать о себе знать. Несмотря на интерес к бабочкам, меня снова потянуло к жукам. Совместить и те, и другие сборы практически невозможно и я сделал выбор в пользу жуков. Это не значит, что я "завязал" с бабочками -- и в дальнейшем были периоды, когда я их собирал, особенно дневных; но регулярные "ночные охоты" остались в прошлом навсегда.

К этому времени мне стало ясно, что собирать жуков всех семейств (их в Эстонии около сотни), как это делал я раньше, бесперспективно; для глубокого изучения фауны на современном уровне было необходимо специализироваться на какой-либо определенной группе. Я выбрал поначалу семейство навозников и хрущей -- Scarabaeidae; их в Эстонии было известно около семидесяти видов. К этому семейству относятся майские жуки, ярко-зеленые или бронзовые, с ярким металлическим блеском, бронзовки, обычные на цветущих растениях и, конечно, навозники, а также многие другие жуки, например жуки-носороги.

Именно навозники, в то время в Эстонии недостаточно изученные, были моими давними любимцами; большинство их -- афодии (Aphodius), небольшие жуки с продолговатым, сильно выпуклым, телом и иногда яркой, красной или желтой, окраской. Афодиев у нас известно около сорока видов, многие из них встречаются очень редко; один из обычных видов, желтые надкрылья которого украшены очень изменчивым черным рисунком, изображен на таблице.

Мне удалось открыть два вида новых для Эстонии видов навозников (копрофагов). Еще в 1956 году, 13 мая, в районе ж/д станции Мустйыэ, был пойман (в лесу на лету) Aphodius nemoralis -- первый из них. Этот вид связан с пометом лосей, которых в Мустйыэ немало.

Второй -- крупный навозник Geotrupes spiniger -- был собран впервые в дубраве Карузе в Западной Эстонии 1 сентября 1968 года (2 экз.) и долгое время стоял в моей коллекции вместе с G. stercorarius -- очень похожим на него массовым видом. Исправить ошибку помогла находка В. Нагирным (Виталий Нагирный -- физик из Тарту, энтомолог-любитель) Geotrupes spiniger на острове Вормси в 1991 году, после чего весь эстонский коллекционный материал, ранее определенный как "Geotrupes stercorarius", был проверен.

Были и многие другие находки копрофагов, представляющие интерес; приведу два примера. Это Aphodius scrofa, везде встречающийся редко; я поймал его 10 июня 1956 года в Паливере (третья находка в Эстонии). Aphodius immundus, степной вид, обнаруженный на острове Муху, на песчанном берегу в помете коров 14 июня 1968 года и 17 июня 1969 года. Находки стали самыми северными в Европе; ранее вид был обнаружен только однажды на острове Сааремаа, в 1929 году.

Моя коллекция копрофагов стала в Эстонии одной из лучших, но данные моих сборов, дополненные новыми и данными других коллекций, были опубликованы, правда частично, только в последнее время (Милендер, Роозилехт, Сюда, 1993; Milaender, Nagirnхi, Suda, 1997), в Известиях АН Эстонии.

Специализация по копрофагам, разумеется, не означала того, что я перестал совсем собирать жуков других групп -- просто я уделял им меньше внимания. И несмотря на это и общую колекцию удалось значительно пополнить и сделать ряд открытий. Очень удачной была поездка в дубраву Винни, находящуюся в 100 километрах к востоку от Таллинна, вблизи города Раквере, 1 мая 1966 года. В этой дубраве, одной из крупнейших в Эстонии, я собирал тогда с Валентином Соо; для сборов мы использовали энтомологические сита. Два вида долгоносиков -- Tropiphorus carinatus и Ceutorhynchus campestris -- оказались новыми для Эстонии.

Не менее удачной была ловля жуков в кротовых гнездах 23 ноября 1968 года в районе Лехмья -- Ассаку. Для меня это был новый способ сборов. Кроты устраивают гнезда перед наступлением заморозков, на глубине двадцати-тридцати сантиметров от поверхности земли; местонахождение гнезда определяют по расположению ходов, гнездо находится под самой большой кротовиной -- "кротовой кучей". Найденное гнездо просеивается, просев разбирается дома. В любом гнезде присутствуют вши и блохи, но жуки -- далеко не всегда. Но тот день был счастивым -- снова два вида были новыми: Choleva spinipennis (семейство холевид) и Quedius longicornis (семейство стафилинид).

Из более дальних поездок этого периода упомяну турне по Эстонии в начале июля 1966 года (вместе с коллегами -- сотрудниками нашего отдела), первую поездку на Сааремаа, в Виидумяэ с 21-23 июля 1967 года, поездку в Синиаллику (окр. Вильянди) 12-13 июля 1968 года. В заповеднике Виидумяэ меня порадовали многочисленные здесь жуки-усачи. Новыми для меня были дубовый клит -- красивый, бархатисто-черный жук с желтыми перевязями и оранжевыми ногами и лептура пятнистая (Leptura maculata) с черным рисунком на светло-желтых надкрыльях. Последний вид, встречающийся у нас только на Сааремаа, тогда считался у нас исключительно редким, однако в Виидумяэ был массовым и я взял около двадцати экземпляров.

Выше я упоминал о мотоциклетной аварии; она случилась летом 1966 года в районе Куусалу. Мы возвращались из леса домой. Что-то случилось с колесом коляски мотоцикла моего дяди, и меня послали на хутор за помощью. Возвращаясь на "Яве" обратно, я резко затормозил перед ямкой и... вылетел из седла через руль после неожиданного заноса; упал я боком на камень, встать на правую ногу уже не мог. Потом -- "скорая", больница, рентген. Диагноз: перелом шейки бедра и... постель -- без движения -- на один месяц. А далее -- три месяца реабилитации; ходил на костылях. Столь длительный "отпуск" я использовал для выполнения акварельных таблиц бражников для журнала "Eesti Loodus". По качеству выполнения эти таблицы остались у меня лучшими; фрагмент одной из двух таблиц приведен на таблице.

Подошло время менять вид транспорта. 1967 год прошел еще за рулем "Явы"; но в конце года я уже поступил на курсы вождения, а в марте 1968 получил права и вскоре обкатывал наш первый автомобиль -- "Запорожец" ЗАЗ 965А. Началась "Автомобильная эра".

8. Первые экспедиции. Снова студент. Первые научные работы (1969-1976)

Я давно мечтал посетить Среднюю Азию с ее богатой фауной пластинчатоусых. О.Л. Крыжановский, лучший знаток жуков этого региона, посоветовал поехать в Ашхабад. В 1969 году мои планы осуществились. Название "экспедиция" условно; я называю так свои поездки продолжительностью более одной недели. В этот период я не нашел себе попутчиков. Однако при подготовке к экспедиции я установил контакт с энтомологами Ашхабада; это принесло большую пользу.

В Ашхабад я прибыл 26 апреля и из аэропорта до гостиницы "Ашхабад" доехал на такси. Я получил одноместный номер со всеми удобствами и лоджией. Утро встретило меня приятной прохладой и ароматом сирени. Позавтракав в буфете, я отправился осматривать город; после обеда я съездил на экскурсию на юго-восточную -- окраину. Здесь, в помете верблюдов, я собрал своих первых, еще не знакомых мне и потому "экзотических" жуков-копрофагов. Увлекшись, я не заметил, как пролетело время и... сильно обгорел на солнце. Спасла меня синтомициновая мазь и бинты, однако несколько дней я не мог принимать душ.

За время пребывания в Ашхабаде я сделал сборы как на окраинах города, так и в предгорьях (Янбаш, Багир, Калининск), а также в районе Чули, куда я ездил на мопеде с Дмитрием Всеволодовичем Потапольским, старшим преподавателем Туркменского государственного университета, и в окрестностях Куртлинского водохранилища в барханных песках.

Погоды стояли солнечные и жарке -- днем температура воздуха в тени доходила до 34--36°; два дня было очень жарко (39-40°). Познакомился я и с песчаной бурей; один день (6.V.) в Чули прошел слабый дождь.

Распорядок дня у меня не был строго регламентирован. Большая часть экскурсий продолжались четыре-пять часов. Гостиница со своими удобствами, к которым я всегда был неравнодушен, играла важную роль. После экскурсий, пыльный и утомленный, я принимал прохладный душ и обедал в ресторане; я всегда любил хорошо поесть и ни в чем себе не отказывал. После супа (я предпочитал холодную окрошку) и жаркого я обычно пил чай, заказывая к нему хворост (здесь его прекрасно готовили; в то же время традиционные в Эстонии сладкие блюда -- карамельный и молочный кисель, манный мусс, снежки -- были в Туркмении неизвестны). После сытного обеда я спал около часа на мягкой перине, наслаждаясь прохладой (в номере никогда не было жарко). Затем разбирал сборы, раскладывая жуков на ватные матрасики, и делал записи в дневнике. Ужинал (и завтракал) я в буфете; обычной едой были цыплята, куриные яйца, брынза (соленый овечий сыр), белый хлеб. Восточными сладостями я не увлекался, но часто покупал халву, грецкие орехи и шоколад.

В основном я собирал копрофагов -- обитателей помета различных животных (здесь, кроме крупного рогатого скота, встречались лошади, ослы, верблюды, овцы и козы), выбирая их вручную (чем немало удивлял местных жителей) или способом флотации (Флотация -- здесь способ сбора навозных жуков при котором помет помещают в воду, размельчают и размешивают; всплывающих жуков собирают с помощью сита). Ловил я также кошением, а один раз -- ночью. Расскажу коротко о ночной экскурсии, которая состоялась 3 мая. Меня сопровождал Всеволод Дмитриевич Потапольский, краевед, инструктор Дома пионеров; мы отправились в песчаную пустыню к югу от Ашхабада, для ловли на свет была взята керосиново-калильная лампа. Ночью пустыня ожила -- везде сновали ящерицы, жуки--чернотелки ползали по песку, оставляя характерные следы; под камнями я нашел гигантских жужелиц-скаритов, черных, сверкающих лакированным одеянием жуков с мощными челюстями. Мы вернулись в полночь с богатой добычей. Немало жуков поймал я и при раскопках почвы -- здесь были разнообразные, крупные долгоносики-клеонины, чернотелки-бляпсы и др.

Всего в ходе экспедиции было собрано 1504 экземпляра скарабеид (61 вид) и более 1100 экземпляров (около 90 видов) жуков других семейств; несколько видов я получил от Л.Р. Фрейберга и В.Д. Потапольского.

Чем особенно запомнилась мне эта экспедиция, первая в моей жизни? Что ассоциируется в моей памяти со словом "Ашхабад"? Это бескрайняя песчаная пустыня с барханами, похожими один на другой, бесконечными и однообразными; это пологие склоны предгорий, покрытые кумачовым ковром цветущих маков; это глубокое, живописное Багирское ущелье; это горы Копет-Даг, иногда поросшие кустиками арчи, пологие и в общем безлесые, очень своеобразные, иногда прерываемые красивыми долинами; это многочисленные, знаменитые навозники-скарабеи, катящие свои шары по раскаленному песку предгорных пустынь; это появившиеся после четвертого мая на кандыме (пустынный кустарник) огромные овальные златки -- юлодии (Julodius variolaris), темно-синие, с густым бархатистым покровом из кремово-белых перевязей -- они встречались в массе; это муравьи-бегунки, настоящие спринтеры пустыни; это жгучее солнце и знойные дни, которые не были мне в тягость -- я хорошо переношу жару; это прекрасный, современный город-сад, восстановленный из руин после катастрофического землетрясения 1948 года; это прекрасные, отзывчивые люди, в первую очередь коллеги, которые помогли сделать мою поездку столь успешной и которым я столь благодарен; это наконец, мои сборы жуков, мои результаты, о чем я сейчас расскажу.

Обработка сборов заняла два года, их общий объем приведен выше. Самой большой группой оказался род Onthophagus (12 видов, 721 экз.). К этому же роду относился О. haroldi -- первый по численности вид среди навозников (372 экземпляра или 51,68% от общих сборов). Интересно отметить, что этот массовый вид не был обнаружен экспедицией ЗИН, собиравшей Scarabaeidae в Южной Туркмении, в том числе и в окрестностях Ашхабада в 1951-1953 гг. Род Aphodius по численности был на втором месте (22 вида, 313 экз.). 36 видов семейства пластинчатоусых оказались новыми для окрестностей Ашхабада, а два вида-- Aphodius assectator и А. machulkai -- явились новыми для фауны СССР. По материалам экспедиции я составил в 1972 году конкурсную работу: "К фауне пластинчатоусых жуков (Coleoptera, Scarabaeidae) окрестностей Ашхабада"; она была удостоена первой премии АН Латвийской CCP на конкурсе студенческих научных работ 1972 года.

Окрыленный успешной экспедицией в Ашхабад, я уже осенью 1969 года начинаю готовиться к следующей. На этот раз я решил снова посетить Среднюю Азию, а именно Алма-Ату. Эта экспедиция, прошедшая в мае-июне 1970 года, была не менее интересна; расскажу о ней кратко.

Как и ранее, я ездил один, но в июне в Алма-Ату приехал, как мы договорились, латвийский энтомолог Михаил Андреевич Стипрайс; с ним я совершил несколько совместных экскурсий.

Алма-Ата, столица Казахстана -- крупный, очень красивый, современный город; тогда в нем было около 760 тысяч жителей. Город расположен на северных склонах Заилийского Алатау - мощного горного хребта; вершины его достигают здесь высоты 4395 метров (пик Молодая Гвардия). Величественные, покрытые снегом горы, которые я видел впервые в жизни, произвели на меня огромное впечатление.

В Алма-Ате я познакомился с Георгием Владимировичем Николаевым, специалистом по пластинчатоусым жукам и с Муслимом Смаиловичем Байтеновым, работавшим по жукам-долгоносикам (Curculionidae); с ними у меня установились дружеские отношения и переписка; Г.В. несколько лет назад гостил в Таллинне. Благодаря любезности сотрудницы одного из научных учреждений Алма-Аты я познакомился с Дашей, ее племянницей. Даша стала моим проводником во время первой экскурсии в горы, в начале июня. Тогда мы поднялись до зоны альпийских лугов, где время от времени все застилал туман -- это набегало очередное облако. У кромок тающих снежников на сырой земле кишели мелкие жужелицы. Однако бабочек почти не было -- они многочисленны здесь в июле.

Три раза я побывал в этих прекрасных местах, на пестрящих цветами альпийских лугах. Характерным элементом растительности являются пирамидальные тянь-шаньские ели.

Большая часть экскурсий проходила к северу от Алма-Аты -- в степях и полупустыне. Я собрал там много интересных жуков, а также несколько новых для себя видов дневных бабочек.

Во время экспедиций в Ашхабад и Алма-Ату я много фотографировал, снимая как на позитивную пленку -- для цветных слайдов, так и на негативную, черно-белую; у меня всегда было с собой два фотоаппарата. Один из них -- "Зенит-ЗМ" -- был куплен в 1969 году до поездки в Ашхабад; он был тогда предназначен для слайдов. "Зенит" служил мне верой и правдой в течение 32 лет; с помощью этой прекрасной камеры я сделал все свои слайды, которых за 26 лет накопилось многие сотни, среди них и ряд уникальных кадров. И сегодня я продолжаю пользоваться этим фотоаппаратом.

В 1970 году я поступил на заочное отделение Латвийского государственного университета на биологический факультет. Моей целью было не только пополнение знаний в интересующей меня области, но и укрепление деловых и дружеских контактов с энтомологами Латвии. Кроме того, я предполагал сдавать экзамены досрочно, а полагающийся мне дополнительный отпуск использовать для сбора жуков.

В 1969 году увидела свет моя первая научная работа. Она посвящалась методике сбора жуков и называлась "Новая модель эклектора для собирания жесткокрылых" (Энтомол.обозр., XLVIII, 3:692-696). Поскольку этот прибор получил широкое распространение не только в Эстонии, но и за ее пределами, расскажу о нем кратко.

Изобрел эту модель термоэклектора В. Соо; мною она была усовершенствована. Двойной сетчатый цилиндр, в который помещают просев энтомологического сита, является основой конструкции; он подвешивается на раме. Под действием света и тепла жуки (и другие насекомые и пауки) покидают просев и скапливаются в приемник; в последний кладут сырую ватку для привлечения насекомых. Хорошая вентиляция препятствует образованию конденсата; аппарат работает быстро и эффективно.

При работе над статьей я провел неделю в библиотеке АН СССР в Ленинграде, знакомясь с ранее разработанными в мире эклекторами; ничего похожего не было нигде; преимущества нового эклектора оказались неоспоримыми.

Учебу на заочном отделении биофака (1970-1975) я сочетаю с интенсивной научной деятельностью и инженерной работой. В эти годы увидели свет мои ранние работы -- 5 статей (Milaender, 1971с; Милендер, 1972в; 1972с; 1973в; 1975е). О первой из них-- колеоптерологических заметках -- я уже упоминал. Во второй, опубликованной в работе зоомузея Латвийского университета, рассматривалась изменчивость жука-восковика Trichtus fasciatus в Эстонии и описывалось пять форм, новых для науки. В третьей был дан обзор жуков, летящих на ультрафиолетовый свет в Эстонии. Материал был собран в 1959-1966 гг. доцентом Тартуского университета Х. Реммом одновременно со сборами чешуекрылых (бабочек) в 12 точках Эстонии и передан автору для обработки. В ходе работы был выявлен новый для СССР вид. Это произошло следующим образом:

В сборах оказался один вид водолюба, который было невозможно определить ни по одному европейскому руководству. Я был заинтригован и отправился в Ленинград. Но и в ЗИН-е (Зоологическом институте) выяснить название жука не удалось. И только многодневная работа в библиотеке Академии Наук принесла успех. Просмотрев энтомологические журналы ряда стран Европы за несколько десятков лет, я установил, что этот вид из Японии, найденный в Европе впервые в 1956 году в ФРГ -- Cercyon laminatus; в дальнейшем он распространился и в других странах нашего континента. Вернувшись в Таллинн, я просмотрел сборы наших любителей, и у В. Соо вид (он, конечно, не смог его определить) был обнаружен еще в 1955 году в Кийза, 9 октября в компосте -- то есть впервые в Европе! Скорее всего С. laminatus распространился через Сибирь, где, в силу слабой изученности фауны, не был зафиксирован.

В четвертой работе я привел обзор водолюбов рода Helophorus Эстонии. В те годы в СССР приезжал ведущий специалист по этой группе -- Р. Ангус из Англии. Благодаря содействию О.Л. Крыжанского этот ученый проверил и определил сборы по водолюбам этого трудного рода как моей коллекции, так и коллекции В. Соо и И. Миелендера; четыре вида оказались новыми для Эстонии, а три для всей Прибалтики.

В пятой работе я привел аннотированный список долгоносиков, новых для фауны Эстонии (48 видов, из них 23 новые для Прибалтики и 2 для СССР). Эта была моя первая работа, опубликованная в "Известиях АН Эстонии"; за ней последовали второе и третье сообщения о новых для Эстонии долгоносиках и многие мои последующие работы, несколько из которых были выполнены в соавторстве. Сотрудничество с журналом АН Эстонии, наиболее компетентном у нас и известном во всем мире, было для меня плодотворным и продолжительным -- последняя работа была опубликована в 1997 году. Всего за 22 года в этом журнале было опубликовано 12 работ; я всегда с благодарностью вспоминаю сотрудников редакции, с которыми было приятно вести совместную правку рукописей, проходившую в атмосфере взаимопонимания и доброжелательности.

Зимние и весенние экзаменационные сессии в Риге... Это были периоды интенсивной учебы -- многие учебники я открывал (как и другие студентки -- в нашей группе были, кроме меня, одни женщины, все значительно моложе меня) лишь за пару дней до экзамена. Возможно, поэтому впервые в жизни я "провалил" (за пять лет учебы) два экзамена-- физиологию человека и почвоведение -- и мне пришлось повторно ехать в Ригу, за триста сорок километров. Я не любил эти, далекие от моей специальности, предметы, и сдал их, наконец, благодаря шпаргалкам; понятно, что совесть в данной ситуации меня не мучила.

В Риге, несмотря на нагрузку, я находил время для работы в библиотеке, знакомства с коллекциями и встреч с коллегами-энтомологами -- 3. Спурисом, Я.Я. Лусисом, Н.А. Стипрайсом, В. Шмитом, А. Шульцем, Л. Данкой. В дальнейшем у меня установились дружеские и очень полезные рабочие контакты.

Я уже писал о своей работе по пластинчатоусым Ашхабада. С ней связан такой курьез. Мы, то есть лауреаты собрались в большом зале Президиума АН Латвии для получения премий. Увидев, что собравшихся мало, я до начала церемонии решил пройтись по зданию и случайно зашел в одно из служебных помещений, где, как оказалось, находился оргкомитет мероприятия. Одна из женщин, обращаясь к президенту АН, заявила: - Все собрались, но пока нет нашего навозного жука. -- Он здесь -- поняв о ком речь, немедленно заявил я. -- Ой, извините -- проговорила женщина, сильно краснея -- я не знала, что это вы.

Через два года я снова участвую в конкурсе -- монография "Эколого-фаунистический обзор кокциннелид (Coleoptera, Coccinellidae) Эстонии" - и мне присуждают первую премию за лучшую студенческую научную работу 1974 года.

В период учебы на биофаке я продолжаю интенсивно собирать жуков, в первую очередь усачей (тема диплома) и долгоносиков (тема аспирантуры). К традиционным местам добавляется Юго-западная Эстония и остров Кихну.

Полевые работы в Юго-Западной Эстонии в районе Хяэдемеэсте-Икла в июне и начале июля 1972-1973 гг. были успешными, как никогда ранее. Я со своей дорогой Лией, помогавшей мне в сборах, снимали небольшую комнату в сельском доме на берегу моря в Крунди (2 км к югу от городка Хяэдемеэсте, в столовой которого мы часто обедали). Нашей хозяйкой была Манни Клейн -- "тетя Манни" -- ласковая, приветливая и энергичная старушка, с которой впоследствии мы долго переписывались. Места здесь очень интересные -- и разнообразные леса, и песчаные дюны, и морские побережья, и небольшие реки с чистой водой и нередко песчаными берегами. У нас был транспорт -- "Запорожец"; нам благоприятствовала погода; мы, наконец, были в расцвете сил и полны энтузиазма. Даже комары не могли охладить наш пыл. Здесь я впервые применяю новый способ сборов кошением, вернее его модификацию.

Известно, что результаты кошения прямо пропорциональны его продолжительности, а выборка жуков из сачка не очень удобна -- многие из них улетают или выскакивают, многих трудно выбрать из кусочков растений и семян, при этом мешают или комары, или ветер, или -- жара. Значительно удобнее вести просмотр за столом, вечером в саду, раскладывая материал тонким слоем на большом полотне. Легче обнаружить мелких жуков, жуки теряют скорость и выборка становится приятной и эффективной. В поле все содержимое сачка регулярно перетряхивается в полотняные мешочки размеров 400х200 мм, с вышитыми на них номерами, мешочки завязываются и просматриваются в удобное время. Мы обычно брали с собой десять-пятнадцать мешочков для сборов из разных мест и разных биотопов. Собирали всех жуков; долгоносиков оказалось 85 видов (1712 экз.) -- сборы за 20 календарных дней.

Сборы на острове Кихну (небольшой остров -- 16,4 км² -- в Рижском заливе, на расстоянии около 28 километров к западу от Хяэдемеэсте) проводились с 1973 по 1974 гг. в общей сложности в течение 14 дней (4 поездки). Впервые мы с Лией посетили этот остров 9 июня 1973 года -- нам предложили поездку на рыболовецкой моторной лодке, туда и обратно. Кратковременное (в течение 3 часов) пребывание на Кихну и первое знакомство с его природой меня очаровали и я решил исследовать его более тщательно; возможность вскоре представилась и с 19 по 22 июня я снова здесь собирал, на этот раз один.

Фауна Кихну оказалась богатой -- удалось собрать более тысячи видов жуков -- в том числе 84 вида долгоносиков (1048 экз.); последние легли в основу статьи (Милендер, 1975a), которая, к сожалению осталась неопубикованной; оригинал передан в Сааремааский центр биосферного заповедника (Курессааре).

Дипломную работу: "Дровосеки (Coleoptera, Cerambycidae) Эстонии", выполненную на уровне кандидатской диссертации (руководителем был выдающийся энтомолог-колеоптеролог 20 века -- профессор, д.б.н. Олег Леонидович Крыжановский), я закончил досрочно в конце 1974 года. Преддипломный четырехмесячный отпуск я использовал для обработки моих долголетних ватных и поставленных коллекционных материалов по долгоносикам. Это были дни напряженной, интересной работы; только в течение апреля я определил 12 643 экз.; данные хранятся в моем архиве.

Весной 1975 года в Риге я защитил диплом с отличием, получив квалификацию биолога. В числе поздравивших меня с этим событиям были и 3. Спурис, мой уважаемый коллега, крупнейший энтомолог Латвии, и моя дорогая Лия.

Итак, за плечами остался второй институт. Жизнь снова вошла в обычную колею. Я публикую добавления к списку дровосеков (1976а) и второе сообщение о новых долгоносиках (1976b). В том же году я поступаю в заочную аспирантуру при институте Зоологии и ботаники в Тарту, готовлюсь и сдаю экзамены по энтомологии (экзамен принимала комиссия с составе академика Х. Хабермана и доцента Х. Ремма) однако через год я ее прерываю -- мои трудности были в английском, да и жить, просто жить, очень хотелось... Кроме того, меня не устраивал переезд в Тарту - слишком глубокие корни связывали меня с Таллинном.

9. Рисунки

Я начал рисовать в девять лет с раскрашивания книжных иллюстраций акварельными красками. О своих ранних работах я писал выше (гл. 2); тогда я не упомянул, что в военные годы любил рисовать самолеты; рисую я и автомобили. Немного занимался я и натюрмортами, пейзажами, рисунками животных. Было бы ошибкой думать, что мои рисунки технического плана (автомобили и др.) не имеют отношения к рисункам насекомых. Наоборот, они помогли мне в усовершенствовании техники рисунка, в изображении всех, даже наиболее мелких деталей, словом явились прекрасной школой художника-графика и анималиста.

Все рисунки насекомых можно разделить на шесть групп:

Подавляющая часть рисунков насекомых приведена в библиографическом списке. Количество всех цветных иллюстраций превышает тысячу семьсот, число черно-белых значительно меньше.

Наиболее крупной работой группы "В" были цветные рисунки жуков (более 430 рисунков) для книги: Lietuvos Fauna. Vabalai 2. S. Pileckis, V. Monseviиus. 1997 (рисунки выполнены в 1989 году). Наиболее крупной работой группы "Е" был плакат формата Al Австралия: бабочки и жуки. Плакат демонстрировался в музеях природы в Таллинне (1997 год) и Тарту (1998 год) .

10. Я -- колеоптеролог-любитель. Долгоносики и усачи. Незабываемые экспедиции (1976-1982)

Я, к сожалению, не имею возможности рассказать подробно об этом интересном периоде моей жизни, периоде интенсивных сборов как в Эстонии, так и за ее пределами, периоде многих новых научных разработок и открытий,, периоде десятков новых знакомств....

В 1977 году я принимаю участие в 7-ом Международном симпозиуме по энтомофауне Средней Европы в Ленинграде. Это было выдающимся событием в моей жизни. Наконец я смог встретиться и побеседовать с ведущими колеоптерологами Европы, которых я знал по их трудам! Этот великолепный международный форум ученых был прекрасно организован и проведен; я приобрел много новых коллег. К моему большому огорчению, я неожиданно заболел и не смог принять участие в экскурсиях на природу, которых я так ждал...

В 1979 году я принимаю участие в работе VIII съезда Всесоюзного энтомологического общества (ВЭО) в Вильнюсе. Здесь я встречаюсь с коллегами, обмениваюсь опытом, оттисками научных работ. Здесь я знакомлюсь с замечательным энтомологом и человеком, настоящим энтузиастом -- Кириллом Федоровичем Седых из Ухты; в конце 1979 года он презентует мне свою монографию "Животный мир Коми АССР" (1973). Специалист по дневным чешуекрылым, К.Ф. неплохо ориентировался и в других группах; я договариваюсь с ним о помощи по определению долгоносиков Коми. Забегая вперед, могу сказать, что наше дальнейшее сотрудничество было успешным; в 1979-1980 гг. я определил большой материал по долгоносикам и афодиям, был ряд видов, новых для Коми.

Мир тесен -- на съезде я встречаюсь с Натальей Евгеньевной, дочерью Евгения -- Михайловича Степанова, с которым я познакомился в Батуми в 1953 году -- 26 лет назад. Н.Е. приглашает меня в свои края -- в Краснодар, куда Степановы переехали уже давно; я с радостью принимаю приглашение. Эту интереснейшую поездку удалось осуществить в 1986 году.

В июле 1982 года в Национальном парке Лахемаа, в Ояаяэрсе, прошел первый этап П-го Международного энтомологического симпозиума Финляндия -- Эстония. Участие в нем имело для меня важное значение в деле укрепления научных связей с колеоптерологами Финляндии.

На съезд я прибыл на своем новом "с иголочки" Запорожце, право на покупку которого я получил в своем институте за безупречный 25-летний труд, вместе с путевкой на Кубу (о поездке на Кубу расскажу ниже). Я впервые лично познакомился с ведущими колеоптерологами Финляндии -- Х. Сильфербергом, небольшим, полным, веселым человеком, специалистом по жукам-листоедам, и О. Бистрёмом, высоким, атлетического телосложения энтомологом, специалистом по водным жукам. И съезд, и совместные экскурсии прошли очень интересно, в теплой, дружеской обстановке; с тех пор у меня началась с Х. Сильфербергом деловая переписка и обмен научными публикациями; в дар от него я получил также очень ценную энтомологическую литературу.

Однако вернемся от съездов к одному из "столпов" энтомологической деятельности-- полевым работам (2-ой "столп" -- камеральная обработка материалов; хочу сообщить неискушенному читателю, что последняя деятельность очень трудоемка; к примеру, если имеем дело с трудноопределяемыми группами, сборы за 2 месяца могут потребовать для обработки нескольких лет напряженного труда).

В 1976 году, 8 декабря, С. Пилецкис, мой лучший друг из числа известных колеоптерологов Прибалтики, прислал свою книгу "Жуки Литвы" (Lietuvos vabalai, 1976). Внимательно с ней познакомившись, я убедился, что многие семейства жуков в Литве, в том числе и долгоносики, еще слабо изучены. Вывод бы один -- ехать на сборы в Литву и выявить новые виды!

Первая кратковременная поездка в Литву прошла 6-10 июля 1977 года. Мы (я и Лия) отправились в Вильнюс на поезде; на месте нас встречал (мы просили С. Пилецкиса нам помочь) местный энтомолог, лепидоптеролог Повилас Ивинскис, с которым мы и познакомились на вокзале. П.Ивинскис, отзывчивый, всегда готовый оказать помощь, компетентный исследователь, стал нашим другом. С гостиницами в Вильнюсе было плохо, Повилас устроил нас в свободной меблированной квартире в центре города.

Собирали мы в основном на окраинах и в пригородах Вильнюса; мне было известно на примере Таллинна (в эти годы я работал над сводкой по долгоносикам последнего), что городская фауна таит в себе много интересного. Я не ошибся -- красивый травянистый холм Вилкпеде ("Волчья лапа") в южной части Вильнюса "подарил" нам сразу 6 видов долгоносиков, новых для фауны республики: Apion onopordi, А. loti, А. tenue, Sibinia viscariae, Ceutorhynchus perviccn, С. geographicus. Нахождение последнего было особенно интересным -- в определителе жесткокрылых европейской части СССР этот красивый жук был указан только для Запада Украины и Предкавказья. На холме 6 июля мы нашли 3 экземпляра и, поблизости, в Паняряе, 10 июля -- еще 1 экз. С. geographicus.

Материал этой и других поездок в Литву послужил основой для моей статьи о новых для Литвы долгоносиках. К статье сделаю небольшое пояснение: сборы 12.10.79 я сделал во время съезда в Вильнюсе. В то время в Литве сборы ситом еще не были популярны, и я ожидал многого от своего посещения прекрасной, старой дубравы Вяркяй и смешанного леса Паняряй. Будучи на съезде "при параде" я прихватил с собой и рюкзак с экскурсионной одеждой и оборудованием для ловли.

Результаты меня обрадовали -- я собрал тогда ситом как новых долгоносиков (например Acalles echinatus, А. camelus), так и других жуков, данные по которым были опубликованы позднее (Милендер с соавторами, 1984) .

В рассматриваемые годы предметами моего усиленного внимания были жуки-усачи (т.е. дровосеки) -- я подготавливал по ним сводку -- и долгоносики (я писал статью о долгоносиках Таллинна, которая вышла из печати в 1983 году).

Определитель жуков-дровосеков (Cerambycidae) Эстонии ( Milaender, G. 1978. Eesti siklaste (Cerambycidae) maeaeraja. Tartu, 64 lk.) увидел свет в 1978 году и стал важным событием моей жизни энтомолога. Работа потребовала от меня огромного труда и немалых материальных затрат -- тогда не было еще ни фондов, ни спонсоров. Книга была иллюстрирована 156 рисунками, в подавляющем большинстве оригинальными.

В ноябре 1977 года в газете "Вечерний Таллин" было опубликовано интервью (то же интервью появилось и в эстонской печати), которое взял у меня Яан Реммель -- тогда директор Гос. музея Природы. Должен отметить, что несмотря на некоторые неточности, это интервью мне, как и сотрудникам нашего отдела понравилось; большое спасибо Я. Реммелю.

За 2 месяца до описанного события меня захватывает идея посетить Башкирию; я уже несколько лет мечтал об этом -- и теперь перешел к конкретным планам осуществить поездку в 1978 году. В Башкирию меня неудержимо влекла не только ее прекрасная природа, но и память сердца -- мое далекое детство -- я очень хотел посетить места, где не был 33 года... Помните, как поется в известной песне;

На мотив этой песни я положил слова о будущей экспедиции. К экспедиции в Башкирию, как и к другим своим экспедициям, я готовился очень тщательно. Об этом мне напомнили материалы подготовки, датированные окт. 1977 -- июнь 1978, с грифом "хранить 20 лет", составляющие объемистую папку. Я начал с изучения литературы, энциклопедий, справочников, краеведческих материалов; выяснил научные учреждения, фамилии и адреса энтомологов и директоров музеев; написал письма... Так мне удалось познакомиться с Антониной Николаевной Нечаевой, сотрудницей кафедры зоологии Башкирского государственного университета (Уфа) и Борисом Юновидовым, оператором Белорецкого металлургического завода, краеведом -- замечательными людьми, нашими будущими друзьями, которые оказали нам неоценимую помощь как в первой (1978 г.), так и во второй (1980 г.) Башкирских экспедициях.

Готовлю я и "материальную часть" -- матрасики для размещения жуков и бабочек (на 15 тыс. экз.), оборудование для сборов. Составляю сметы расходов. Стоимость авиабилета Таллинн-Уфа (2000 км) составляла 44.- руб., общие затраты (я и Лия) я оценил в 700.- руб.

Первая экспедиция в Башкирию состоялась 14 июня -- 12 июля 1978 года. В ней, кроме меня и Лии, участвовал и мой друг, Тийт Марнот. Экспедиция проходила по командировкам Эстонского общества естествоиспытателей, без оплаты расходов (командировочные удостоверения помогали нам устраиваться в гостиницах). Осенью мною был составлен отчет (на 35 стр. + 2 карты). Задачами экспедиции было: 1. Выяснение (в общих чертах) видового состава долгоносиков (Curculionidae) Башкирии с одновременным сбором жесткокрылых др. семейств. 2. Сборы бабочек. 3. Ознакомление с фаунистической работой, проводимой в Башкирии. 4. Установление личных контактов с местными энтомологами.

В ходе работы поставленные задачи были выполнены. Было собрано 14006 экз. жуков (в т.ч. 9744 экз. долгоносиков) и 394 экз. бабочек и других насекомых (В этих цифрах не отражены сборы бабочек Т. Марнота (самостоятельный отчет)). Был установлен контакт с энтомологами А.Н. Нечаевой, Т. Абрамовой, В.В. Шепелевичем и Маратом Миграновым (все -- Уфа), П.М. Трифоновым (Стерлитамак). Было отснято 4 цветных (слайды) и 5 черно-белых фильмов. Энтомологические исследования в Башкирии -- направлены в основном на изучение вредителей. В фаунистическом плане изучаются дневные бабочки (М. Мигранов); фауна долгоносиков остается слабо известной. Отчет был иллюстрирован 2 картами (оригиналы) и 36 фотографиями биотопов.

3 июля мы посетили лесхоз в Стерлитамаке и получили джип для поездки к интересной горе Тратау, расположенной к востоку от города. Склоны горы имеют крутизну 8-35° и покрыты сухими лугами (красный и белый клевер, коровяк и др. травы); часть склонов занимают выходы известняков; местами растут молодые дубы. Здесь мы смогли провести 2 часа, занимаясь сбором жуков и бабочек; среди последних было немало интересных видов.

Чем памятна мне эта экспедиция? Каковы самые главные впечатления? Это: красивейшая природа Башкирии, богатый мир жуков и бабочек, значительно превосходящий по числу видов мир Эстонии (это подтвердили и энтомологи Финляндии, недавно там побывавшие); прекрасный климат, а в первую очередь -- дружеская помощь, о которой я писал выше и самая активная деятельность моей дорогой Лии во время сборов.

Несколько слов об экспедиции 1979 года в Среднюю Азию, в которой, кроме вышеназванных лиц первой Башкирской экспедиции, принимал участие и самый дорогой мой коллега, сотрудник нашего технологического отдела, Олег Валерьевич Самонов. Итак, нас было четверо энтузиастов, занявших свои места в самолете Ленинград-Фрунзе в 14 часов 12 мая (из Таллинна мы прилетели накануне и ночевали в аэропорту Пулково). Во Фрунзе мы прибыли в 23 часа (по местному времени); нас встречал мой друг, известный энтомолог, Александр Изосимович Проценко. Мы поселились в гостинице "Кыргызстан".

И снова экскурсии, интересные жуки и бабочки.... Мы посетили ряд местностей в окрестностях Фрунзе, как в степях, так и в горах; собирали и в парках Фрунзе.

23 мая мы вылетели в Пржевальск, где провели неделю, собирая в окрестностях, побывали и на берегах Иссык-Куля -- красивейшего горного озера, лежащего на высоте 1609 м. Поверхность озера действительно ярко-синяя, цвета сапфира, как об этом не раз упоминалось.

24 мая мы посетили знаменитые скалы "Джеты-Огуз" и были очарованы их красотой. Мы (Олег Валерьевич остался на плато -- возраст!) поднялись на увенчанную снежной шапкой гору высотой более 3 000 м. Этот подъем по крутому склону, "зажатому" с двух сторон непроходимым из-за сломанных деревьев лесом, не был легким; наверху, на снегу, мы и позавтракали. Это "альпинистское" достижение осталось для меня и Лии рекордным. Только много дней спустя я понял, насколько опасным было это восхождение и как нам повезло -- мы поднялись и спустились по пути схода снежных лавин и в течение 8 часов наша жизнь "висела на волоске".

30 мая мы вылетели в Ош (я приболел и провел здесь время в постели) и оттуда 6 июня-- в Ташкент. Несколько дней мы собирали в горах Чимгана -- возможно, красивейшего урочища в моей жизни. 10 июня экспедиция закончилась.

Экспедиция 1980 года в Башкирию была второй и одновременно последней Башкирской экспедицией; я с Лией были единственными ее участниками. Это был год, когда в Таллинне проходили Олимпийские игры и Тийт Марнот, работавший тогда в рекламном агентстве, не смог получить отпуск летом. За период с 28 июня по 12 июля мы вновь посетили Уфу и ее окрестности, Белорецк и впервые -- юг Башкирии, район Сибая. Нас снова принимали А. Н. Нечаева и Б. Юновидов; последний взял недельный отпуск и заключительную, самую интересную, часть путешествия прошла втроем, на "Жигулях". На юге, в горах вблизи Сибая, жуков было мало; их мы собрали всего 4103 экз. Незабываемые впечатления оставил лов прекрасных бабочек-аполлонов (Parnassius apollo) в Зауральской степи 6 июля в 8 км к юз от пос. Баимово. Этот вид, в общем редкий, летал здесь в неисчислимом количестве-- достаточно было взмахнуть сачком, чтобы в сетке затрепетало сразу несколько, совершенно свежих, бабочек; их я ловил впервые и взял 25 экз. (в т.ч. 3 ♀).

Впоследствии я очень жалел, что собрал так мало аполлонов -- этого сибирского подвида ни у кого не было и все хотели его получить; вскоре в моей коллекции осталось только несколько экземпляров.

В разные периоды своей жизни я занимался содержанием жуков в неволе; это были крупные жужелицы-карабусы, привезенные из Красноводска (Я побывал там в служебной командировке), чернотелки (их я кормил печеньем) и другие. Расскажу о усаче - ивовом толстяке Lamia textor. Он бы пойман 28 июня 1970 года и прожил у меня 15 месяцев и 23 дня; столь продолжительная жизнь является интересным фактом. Жук содержался в садке при 20-26°. Зимней спячки или понижения жизненной активности в холодное время года не отмечалось. Первое время (лето и осень 1970 года) жук питался корой тонких веточек тополя и ивы, а также их листьями, в которых прогрызал небольшие отверстия. В дальнейшем жук охотно поедал ягоды земляники (лесной и садовой), кусочки апельсина, варенье, разбавленное подслащенной водой.

В июле 1998 года мне принесли тропическую бронзовку Pachnoda marginata (обитает в Центральной Африке). Это красивый, бархатистый жук, окрашенный в желтый и шоколадно-бурый цвет. Мы кормили его бананами, грушами, вареньем; он прожил у нас до декабря.

11. Куба -- путешествие в Мечту (1982)

Под этим названием в 1988 году было составлено научно-популярное описание посещения Кубы в

ноябре-декабре 1982 года (см. библ. список: Милендер, 1988). Здесь я имею возможность привести

только несколько выдержек из этого описания (их начало и конец обозначены: "...") и дать крайне

сжатое изложение основных событий, а также несколько иллюстраций. В оригинальный текст внесено

"Тропики... Роскошная, буйная растительность, прекрасные цветы... Красивейшие бабочки, резвящиеся под жарким, палящим солнцем -- сколько раз видел я это в счастливых снах... Посетить тропики -- заветное желание каждого энтомолога!

Неожиданно моя мечта стала явью. В 1982 году, весной, мне выделили туристическую путевку на поездку на Кубу "на отдых" -- с пребыванием 1 недели в Гаване и 2х -- в Варадеро, с 26 ноября по 19 декабря.

Об этой интереснейшей в моей жизни, незабываемой поездке, мой короткий рассказ, составленный в январе 1988 года по материалам дневника и воспоминаниям." - Это было введение. Содержание включает главы: 1. Подготовка. 2. Туда. 3. Куба. День за днем. 4. Возвращение. 5. Результаты. Приложение. Введение предваряет лист -- "Где побывал, где собирал" -- с листом картотеки бабочек и 3-мя картами мест сборов.

Подготовка. Она заняла почти 7 месяцев. Необходимые для сборов и провоза материала документы были подготовлены на русском и испанском языках. Общая стоимость путевки -- 900.- руб., в т.ч. 300.- - обменные деньги. Туда. Наша группа отбыла в Москву 26.XI, из Москвы мы вылетели 27.XI в 15 часов, промежуточная посадка в Шенноне (Ирландия).

Куба. День за днем. "27 ноября, суббота. 22 по местному времени (полет от Шеннона до Гаваны занял 9 часов). Мы выходим в тропическую ночь. Воздух -- как в оранжерее -- очень теплый (29°), неподвижный, влажный. Международный аэропорт Гаваны -- Хосе Марти. Аэропорт невелик. В помещении прибытия теснота, давка, духота. Все вещи с собой. А я в пальто и с багажом на троих -- чемодан, большая сумка, две сумки поменьше -- всего 30 кг. Неразбериха с заполнением бланков. Наконец, проходим пограничный и таможенный контроль. И вот все в сборе. Знакомимся с нашими гидами -- Марицей (кубинка) и Людой (от "Интуриста"). Подают автобус, но еще долго ждем -- меняют нашу валюту. Пользуюсь возможностью -- осматриваю ярко освещенные окна аэропорта. Увы! Нет не только ночных бабочек, но даже комаров и мошек, совсем пусто! Неожиданный оборот!

Садимся в автобус. Здесь даже холодно -- сильные кондиционеры. Поехали. В темноте мелькают диковинные кусты пальмы, цветы. Вскоре показались и пригороды, а затем и небоскребы. Гостиница Сан-Джон в центре Гаваны. Уже за полночь. Устраиваемся вместе с Николаем Рыжовым (адвокатом из Кохтла-Ярве) в 2-х местном номере на 10-м этаже. Здесь проведем неделю. Наскоро распределяем вещи и ложимся спать.

28 ноября, воскресенье. Просьшаюсь с рассветом. 6.30 утра. Непривычный шум -- это работает кондиционер. Из окна видна панорама утреннего огромного города. После вкусного завтрака в ресторане объявляется "свободное время" и мы с Николаем отправляемся знакомиться с Гаваной. Погода прекрасная, чудесный, свежий воздух. [далее-- страница из "описания"],

"Уже с утра солнце припекает, легкий ветерок. Прогулялись по знаменитой набережной "Малекон", фотографировали. В районе нашей гостиницы много высотных зданий, это район Ведадо. Зашли в старую часть города, где сконцентрированы магазины. Товаров мало. В городе встретились с нашими туристами. За нами увязалась толпа детей, все просят "чико" (жвачку), раздаем, сколько взяли с собой.

Возвращаемся к обеду. На первое фрукты -- папайя -- по виду как арбуз без косточек, вкус приятный, но легкий запах тухлятины. Затем суп, салат из овощей, огромное жаркое с жареными бананами, чашка очень крепкого кофе. К обеду полагается также бутылка пива (кто, как я, не хотел, мог взамен получить апельсиновый сок, напиток из фруктов или тропи-колу) и фужер воды со льдом.

После обеда -- снова свободное время. Беру рюкзак, останавливаю такси и прошу ехать до моста через р. Альмендарес (гиды посоветовали -- там, якобы, летают бабочки, по-испански "марипозас"). Мост оказался в черте города, едем дальше. Но вот показались пустыри, отдельные строения, пальмовые рощи. Прошу остановить машину, плачу 5 песо и дарю жвачку. Объясняю, что собираюсь ловить бабочек.

Время 14.30. Жаркое солнце почти в зените и я впервые в тропической природе на окраине Гаваны. Летают бабочки! Быстро собираю сачок. Вокруг небольшие лужайки, колючие кустарники, небольшие пальмы, агавы, неподалеку речка, рядом шоссе. Чудесные мгновенья! Чудесный день воплощения моей мечты! Тропические бабочки! И первая из них -- небольшая желтушка с красивыми овальными крылышками -- Эурема элатея.

Мои руки дрожали, а сердце трепетало, когда в сачке забилась ОНА, и я доставал ее с величайшей осторожностью. В течении трех часов с огромным удовольствием собираю бабочек...

С большим сожалением убеждаюсь, что жуков практически нет. Это кажется парадоксальным, учитывая буйную растительность, множество цветов. Как потом выяснилось, начало сухого сезона -- ноябрь-декабрь -- на Кубе для большинства насекомых-- "мертвый сезон", наилучшее время для сборов -- май-август.

Начинает быстро смеркаться, выхожу на дорогу. Но увы! Такси не желают останавливаться. 18 часов. Наступает полная темнота. А в 19.00 я обязан быть в отеле -- ужин! Долго не могу понять, на каком автобусе возвращаться. Наконец, один негр пишет на песке цифру "79" и показывает остановку. С огромным трудом втискиваюсь в автобус. Билетов нет, при входе даю шоферу 5 сентаво (копеек). Опаздываю на 10 минут, наши уже волнуются".

Так прошел первый счастливый день. А вечером нас повели в отель "Националь", в кабаре. Здесь я простыл (кондиционеры!) и через день слег с плевритом (или лихорадкой?)-- пот стекал с меня в буквальном смысле слова, я страшно ослаб и мог видеть Гавану только из окна нашего номера...

Но вернемся к "описанию" и посмотрим, как я переживал эти дни трудные. "29 ноября, понедельник. Утром после завтрака поехали знакомиться с Гаваной. Одеваю пиджак и не напрасно -- в автобусе очень холодно. Посмотрели некоторые новые районы города, посетили очень непохожее на наши кладбище, где летали большие черные махаоны.

Чувствую себя все хуже. К обеду начался озноб, поднялась температура. Регулярно принимаю антибиотики и сульфодимезин. Началась болезнь. Все наши вечером идут в знаменитое кабаре "Тропикана", куда переведен и ужин. Я ужинаю в ресторане "за свой счет".

Ночь ужасна. Один кошмар сменяет другой, бред... бред... Страшный холодный пот. Лежу один. Николай появляется утром в 5.30 и сразу заваливается спать.

30 ноября, вторник. Выхожу из номера только чтобы покушать. Ноги ватные. Меня навестили наши туристы -- врачи, принесли лекарства, горчичный пластырь. Пот льется ручьями, меняю майки через полчаса, но они только холодят тело. Нашел выход -- свитер на голое тело, он и мокрый греет. Ночью почти не сплю -- выжимаю и сушу на кондиционере одежду. Интересно наблюдать, как на руках и груди набухают капли пота, растут, начинают течь, сливаются в ручейки...

1 декабря, среда. Завтрак Николай принес мне в номер. Но на обед добираюсь с трудом сам -- буквально держась за стены. Заставляю себя кушать. Вечером нас ожидает инструктаж на верхнем этаже нашей гостиницы.

Инструктаж проводит представитель Интуриста в Гаване Т.В. Монастырская; она проживает в отеле "Националь". Сидим в кафе на верхнем этаже "Сан-Джона", нам подают коктейль "Хемингуэй". Уточняется наша программа. В Гаване предусмотрено посетить Музей изобразительных искусств, аквариум, перед отъездом -- ярмарку в старом городе, зоопарк.

В магазинах зеленые и синие ценники -- только для кубинцев. Красные ценники -- VL (Venta Libre) свободная продажа. Валюту - доллары - мы не имеем и в соответствующих магазинах можем только любоваться товарами.

2 декабря, четверг. Температура спала, появились боли в сердце, усилилась слабость. Возможно, что отравился антибиотиками. Ночь была страшной -- холодный пот просто извел. Вынесу ли переезд в Варадеро (завтра)?

3 декабря, пятница. Подают автобус. Одеваю все, что есть и пальто. Сильная слабость, но температуры не чувствую. Едем на восток. Проехали "улитку" -- устройство для спуска вниз, к тоннелю под входом в гавань Гаваны. И вот шоссе в Варадеро -- Виа Бланка.

Прекрасные виды слева и справа -- как в оранжерее ботанического сада -- пальмы, цветы, экзотические деревья, снова пальмы и цветы... Цветы повсюду, всех расцветок и размеров-- но чаще огненно-красные, ярко-фиолетовые, белые, желтые. Цветы в траве, на кустах, на деревьях... Орхидеи, лилии, целые гирлянды на ветках... Незабываемая картина!

На полпути останавливаемся на обед и двухчасовой отдых в туристском центре Гуанабо (Рио-Кристаль). Рио-Кристаль -- очень живописное курортное местечко. Холмы, небольшая речка с висячим мостиком, парк, пляж. Под длинными навесами за талоны получаем обед из трех блюд. Погода прекрасная. Несмотря на слабость решаю половить бабочек. С трудом нахожу свой багаж (он оказался в задней части подпольного багажника). Собираю сачок и спешу на берег реки. Вижу черного махаона! Он летит низко, к устью реки. Догоняю, ловлю... К сожалению экземпляр такой потрепанный, что для коллекции не годится.

Здесь же у реки ловлю своих первых в жизни красивых дриад, также похожих на наших перламутровок геликонид Dione vanillae и других бабочек.

И снова в путь. Проехали, не останавливаясь, город Матансас. Прибыли в Варадеро в 16 часов и устроились в отеле для советских туристов -- "Вилья-Карибе" (Villa Caribe)."

ВАРАДЕРО называют шедевром природы, жемчужиной Кубы, пляжем мечты, красивейшим взморьем мира... 20 км искрящегося песка, прекрасный климат (в течение года средняя суточная температура воздуха 23-24°), тропическое солнце, прозрачная, чистая морская вода (25-27°), кораллы, чудные раковины... Но меня не влекли пляжи, море -- это было чуждой мне стихией. Я никогда в жизни не загорал, считая (прошу меня простить) это никчемным занятием. Меня интересовали бабочки, жуки Кубы, меня ждали открытия, новые для меня виды, волнующие дни охоты...

Отличное питание, свежий воздух, желание быстрее победить болезнь, и, наконец, ампециллин (меня возили на обследование в госпиталь города Карденас -- 18 км от Варадеро) сделали свое дело -- уже на второй день (пятого декабря) я совершаю в Варадеро свою первую экскурсию, за которой последовали и многие другие. Собираю я и в окрестностях поселка Санта-Марта, в тропическом лесопарке.

О результатах сборов я расскажу ниже. Здесь опишу только 4 эпизода из этих волшебных кубинских дней.

1. Встреча. 6.12.82. Моя первая охота в Санта-Марта... И вдруг меня окликают:-Genosse! Оглядываюсь -- двое мужчин с сачками! Подхожу и, припоминая немецкие слова (в детстве я говорил по-немецки свободно), объясняюсь с ними. Это были туристы из ГДР, из Ростока, коллекционеры-любители, один -- инженер, второй -- художник. Трудно описать, как я обрадовался встрече с коллегами в... тропическом лесу!

2. Гуама. 8.12.82. "Сегодня после завтрака на автобусе (в котором нам подают прохладительные напитки и мороженное) едем на южное побережье Кубы. Мы посетим питомник крокодилов, Гуама и курорт Плая-Ларга.

Питомник расположен среди обширных болот. Крокодильник огорожен прочной сеткой. Животные малоподвижны, большая часть их спит.

Гуама -- туристский центр, музей под открытым небом. Большое озеро, в центре-- множество островков, соединенных ажурными мостиками. Здесь можно было увидеть, как когда-то жили индейцы -- их жилища, вещи, их самих в национальных костюмах. Сцены жизни индейцев иллюстрируют многочисленные скульптуры (автор Рита Лонга). Здесь же организована продажа сувениров, работают разные аттракционы."...

3. Урания. 9.12.82. "Утром поехал снова в Санта-Марта на "свое место". В 11 часов, проходя мимо большого цветущего куста, вспугнул одну из красивейших бабочек мира-- уранию. Только увидеть ее было невероятным счастьем! В полете ее крылья просто светятся ярчайшим изумрудным блеском! Остаюсь на месте, выжидаю. Через 10 минут бабочка снова садится на куст, но поймать ее не удается..."

10.12.82. "После завтрака на автобусе еду, прихватив десяток бананов, свою обычную закуску между приемами пищи, в Санта-Марта, за уранией. В 10 часов, на том же месте, вижу ее! Прячусь в засаду. В 11 часов прилетают сразу две урании -- самец и самка. Они играют в воздухе на высоте порядка 20 метров. И вот долгожданный момент -- они спускаются! Одна садится в двух метрах от меня на ветку дерева. Выжидаю пару секунд и-- взмах сачком снизу вверх! Но увы -- бабочка стремительно взмывает высоко, высоко -- сачок ударился о ветки! Какая неудача! Но вторая урания сидит на ветке куста метрах в сорока. Осторожно подкрадываюсь... Вижу бабочку! Медленно подвожу сачок, осталось 0.5 метра. Критический момент, я весь внимание... Резкая и сильная, как никогда в жизни, подсечка! И урания, прекрасная урания в сачке!

Невозможно описать мои чувства, когда убеждаюсь, что УРАНИЯ поймана! Она не бьется в сачке, как дневные бабочки, а притворяется мертвой. Осторожно перекладываю ее в морилку. Почти неповрежденный экземпляр.

В прекрасном настроении возвращаюсь в отель. В 12 часов подают обед: суп из черной фасоли; салат из помидоров; рыба-филе, огромный кусок жареной рыбы с лапшой и перцовым соусом; мороженое; апельсиновый сок. Как всегда, беру холодную воду, добавляю сахар и разбавляю сок. За обедом обычно выпиваю 1.5 бокала (около трех стаканов) такой смеси -- при жаре приходиться больше пить."

4. Карденас. 10.12.82. Здесь меня сопровождал один из наших туристов -- Пеэтер. Несколько красивых медведиц и других бабочек были новыми для меня.

Так прошла первая неделя в Варадеро. Вторая была также интересной, но над ней витала грусть близкого расставания. 17.12. я в последний раз посещаю Санта-Марта. Возвращаясь к автобусной остановке, прохожу мимо домика, детям которого при первом посещении этих мест я раздавал жевательные конфетки. Из дома выходит девочка и дарит мне цветы... Удивительно и трогательно... Неожиданно...

17.12.82 В 19 часов на трех автобусах мы выехали в Гавану. Прощай, Варадеро! Ты подарил мне самые яркие и счастливые моменты моей жизни!

18.12.82 Встаю в 6 часов и упаковываю вещи и, главное -- свои бесценные сборы. Завтрак-- шведский стол, невероятное изобилие! Я беру 2 стакана сока, 4 ломтя ананаса, салат двух сортов, рис, жаренный фарш, сладкую булочку. Затем посещаем зоопарк, старый рынок; гуляем, фотографируем... В 21 взлетает самолет Гавана-Москва. Прощай Гавана! Прощай, Куба!

12. Куба: научные результаты

Обработка собранного на Кубе материала была проведена в 1983-1984 гг. Определить дневных бабочек мне помог Б.А. Изенбек (Литва), расправить помогли А. и Р. Линдт и Т. Марнот; им я очень признателен. Всего было собрано 44 вида (625 экземпляров) дневных бабочек, что составляет 27% общей фауны Кубы (164 вида); 1 вид -- голубянка Tmolus azia (Hewitson, 1973) -- оказался новым для фауны Кубы. Были собраны также (несколько экземпляров) ночные бабочки, жуки и другие насекомые. Часть сборов была передана в ЗИН. Отснято около 150 слайдов (фильм "Orwochrom"). По результатам поездки сделаны доклады на собраниях энтомологической секции Эстонского общества естествоиспытателей в Тарту и Таллиннского отделения общества естествоиспытателей.

Установить личный контакт с энтомологами Кубы не представилось возможности в связи с моей болезнью. Судя по литературным данным, энтомофауна Кубы в целом изучена довольно слабо.

В 1988 году я приступил к составлению каталога собранных на Кубе дневных бабочек; было составлено 10 карточек с цветными иллюстрациями. Однако работа по определителю бабочек Эстонии (иллюстрации) помешала мне закончить каталог.

13. Продолжение научной работы. Экспедиции и поездки (1982-1992)

Изучением энтомофауны города Таллинна я занимался всю жизнь. И первой крупной работой, увидевшей свет в 1983 году, была работа по долгоносикам. 215 видов указываются для Таллинна впервые, новыми для Эстонии являются Dorytomus dejeani, Ceutorhynchus gallorhenanus, Арion flavimanum, А. afer и Magdalis cerasi. Первые 4 вида являются новыми для всей Прибалтики.

Год 1982, год моего 50-летия, был ознаменован не только путешествием на Кубу. В этом году, вместе с группой сотрудников нашего института, в августе, я провел 10 дней в Ессентуках; во время экскурсий в Нальчик, Пятигорск, Домбай я смог собрать многие интересные виды жуков и бабочек. Из этих сборов мне особенно запомнилась ловля прекрасных бабочек-дриад (Minois dryas) на вершине легендарной горы Машук.

В 1984 году я организую экспедицию в Талыш -- субтропики юго-восточной части Кавказа -- известный своей интересной фауной насекомых. Со мной едут наши "бабочники" - любители Т. Марнот, А. Линдт, У. Юривете. Лия остается дома- моя мама болеет и почти не встает, требуется уход. По этой же причине я сокращаю свое пребывание на юге до 10 дней (15-25 июня).

Самой интересной в этой экспедиции была ловля на свет в девственном Гирканском лесу, в горах, 19.6 (мы ночевали у егеря Мурадова) -- летели огромные брамеи (Brahmaea christofi) и другие бабочки, я собрал новых для себя усачей, жуков-оленей, носорогов... Было и немало приключений; в Лерике меня приняли за "шпиона".

В том же году не стало нашего выдающегося колеоптеролога-любителя Валентина Соо; я ранее уже писал о нем. В некрологе (опубликован в соавторстве с академиком Х.М. Хаберманом в журнале "Eesti Loodus", нр. 8, 1985) была допущена досаднейшая опечатка: вместо собранных и определенных В. Соо 2705 видов было указано 2075 видов (поправка в ЕЛ.. нр. 10).

Некоторые результаты моих исследований фауны жуков Литвы были отражены в работе "26 новых для Литовской ССР видов жесткокрылых...", опубликованной в 1984 году вместе с В.С. Монсявичюсом и В. Соо.

Тяжелейшая утрата постигла меня в 1986 году -- 23 марта умерла моя дорогая мама. Моя мама, Вера Вадимировна Милендер, до выхода на пенсию в 1969 году (когда ей исполнилось 64 года), работала в Харьюмааском Райисполкоме заведующей отдела здравоохранения и на других должностях в течение 25 лет. Заслуги В.В. в деле создания и развития здравоохранения района невозможно переоценить. Большая работоспособность, энергичность, компетентность, внимание к людям -- снискали ей любовь и уважение многочисленных коллег. Чем только не пришлось заниматься В.В. за эти долгие 25 лет -- и чисто медицинские проблемы, и строительство больниц и фельдшерских пунктов, и вопросы снабжения, и кадры. Работа В.В. получила высокую оценку -- она была награждена почетным знаком "Отличник здравоохранения", орденом "Знак Почета", многими медалями. В.В. вела большую общественную работу, несколько раз избиралась в депутаты. Она всегда была для меня примером; я всегда следовал ее принципам, из которых главными были честность, правдивость, внимание и любовь к людям, добросовестность во всех аспектах жизни, умение защищать справедливость, непримиримость к подлости, злу, предательству; жизненная активность.

Но возвратимся к энтомологии, а именно -- к экспедициям, о которых, к великому сожалению, я могу сказать только очень кратко (как и о поездках).

5-27 июня 1986 года состоялась экспедиция в Краснодарский край; кроме меня и Лии в ней принимал участие и Т. Марнот. В Краснодаре нас встречала моя старая знакомая-- Наталья Евгеньевна Степанова; мы устроились в общежитии С/Х Академии на окраине города.

Собирали мы в основном в горах к юго-западу от Краснодара, одним из мест был Горячий Ключ; в этом красивом уголке Большого Кавказа мы побывали 3 раза. Мы вставали ночью, в 3.30, чтобы успеть позавтракать, пройти до троллейбуса (1,5 км) и сесть на первую электричку; в 8 утра нас встречали горная прохлада и прекрасные жуки и бабочки. Из последних нас особенно взволновали летавшие в Горячем Ключе в массе пестрянки (Zygaena carniolica) и цирцеи (Brintesia circe) -- последних можно отнести к самым красивым сатирам Европы. Днем их невозможно поймать -- они летают очень быстро и высоко; мы -- собирали их рано утром, в росистой траве, когда бабочки просыпались. Галатеи (Melanargta galathea), черно-белые сатиры, встречались как здесь, так и в других местах.

16-17 июня мы совершили "вылазку", вернее полет, в Псебай -- затерявшееся в горах Большого Кавказа местечко в 180 км к юго-востоку от Краснодара. Рядом с Псебаем находится поселок Бурный, который мы посетили и где переночевали в одной эстонской семье (здесь живут выходцы из Эстонии); вечер прошел в интересных беседах. Насекомых, увы, почти не было -- для борьбы с вредителями леса опылялись инсектицидами с самолетов.

В том же 1986 году мы с Лией слетали на неделю (3-12 октября) в Тбилиси. Здесь нас встречал Александр Бочарников, энтомолог-любитель, преподаватель музыки; с ним я познакомился по переписке. Алик оказался чудесным, веселым и радушным человеком; мы жили в его большой, дружной семье, он познакомил нас с городом, на автомашине Алика мы совершили и несколько экскурсий. В Тбилиси мы встретились и с Ираклием Джавелидзе, энтомологом, специалистом по усачам, не менее хорошим человеком. С И.Д. мы посетили великолепный буковый лес в Цодорети (окрестность Тбилиси); здесь была действительно "вековая" лесная подстилка и мы с Лией, работая двумя ситами, собрали пол-ведра просева. Позже, в Таллинне, в термоэклекторе, я "выгнал" из него немало интересных долгоносиков (напр. из рода Acalles) и других жуков. 11 октября вместе с И.Д. мы съездили в Боржоми.

Побывали мы несколько раз и в Зоологическом институте, где Автандил Чолокава, зам. директора, исследователь долгоносиков Грузии (я знал его по Международному симпозиуму 1977 года в Ленинграде), познакомил нас с несколькими энтомологами.

В общем посещение Тбилиси "удалось" во всех отношениях и оставило неизгладимые впечатления и ценный научный материал.

Экспедиция 1987 года в Нахичеванскую АССР (1-25 мая, участники: Г.М. и Л.К.) была очень интересной и результативной по жукам. Я долго и тщательно к ней готовился, нарисовал подробную карту М 1:200 000 (форм. 650х500), с гипсометрической раскраской и планом Нахичевани, завел небольшую переписку. И вот наступили долгожданные дни. 1 мая, в 23 часа мы прилетели в Баку (холод! туман!) и 2 мая, в 8 часов -- в Нахичевань. Какой контраст -- прекрасное, теплое, солнечное утро! Нас встречают Аскер Алиевич Гуламов, зав. кафедры биологии Нахичеванского педагогического института, со своим сыном Рашадом. Едем в гостиницу, где нам был забронирован номер, устраиваемся. Днем -- "торжественный" обед у Гуламовых; передаем подарки, сувениры... Отдыхаем и едем на первую экскурсию в окрестности города.

Мы собирали во многих местах республики -- это Азнабюрт, Кюкю, Бичанек, Шахбуз, Сираб, Казанчы, Кирна, Бабек, Дырныс, Нюснюс (Ордубад), Юхары-Аза, Кэтам, в горах и долинах. Собирали и в парках Нахичевани.

Что особенно запомнилось мне в этой экспедиции? Это: яркие, металлически-блестящие жуки-златки; прекрасные горные леса Бичанека, где в мае цвела весна; ночная ловля на кварц в районе Ордубада, в саду на даче у Гуламова, на берегу реки Аракс -- тогда удалось поймать и большого ночного павлиньего глаза (Saturnia pyri) с размахом крыльев 15 см, самую крупную мою бабочку и самую большую бабочку Европы; таинственное животное, которое по ночам посещало нас в гостинице -- всегда в одно и то же время мы слышали стук его коготков -- это было странно -- в комнате лежали ковры; знакомство с астрономом Таптыгом Гаджиевым, с которым я потом переписывался.

Карпаты давно интересовали меня разнообразием насекомых, живописной природой. "Разведывательную", кратковременную (4 дня) поездку в Карпаты мы (я и Лия) совершили в октябре 1988 года, посетив Львов и Ужгород. Во Львове мы познакомились с Лией Александровной Луговой, моей коллегой (она в свое время защитила кандидатскую диссертацию по долгоносикам Присурья). Мы многим обязаны этой хорошей, отзывчивой женщине; ее дочь, Нина, работала в Ужгороде и у последней мы тогда останавливались. В Ужгороде запомнился лов в старой дубраве у государственной границы; там в старых гнилых пнях мы обнаружили крупных фиолетовых жужелиц (Carabus intricatus) и некоторых других интересных жуков.

Экспедиция в Карпаты состоялась 3-21 июня 1989 года. В Ужгороде нас встречал Сергей Попов, молодой энтомолог, на своем "Запорожце". С его помощью, не без трудностей, нам удалось устроиться в международной гостинице "Закарпатье", где "вид на жительство" пришлось продлевать каждые 5 дней.

Мы собирали во многих местах в окрестных горах, ездили и в город Виноградов -- там расположена известная "Черная Гора". Природа Карпат нас покорила своей красотой. Несколько дней были дождливыми, но нам это не мешало -- в эти дни мы отдыхали, знакомились с местными энтомологами, осматривали город.

Большие сборы из Закарпатья, к сожалению, почти все лежат на вате; нехватка времени не позволила их обработать.

В том же 1989 году, только весной, 5-8 мая, мне по туристической путевке, вместе с сотрудниками нашего института, удалось побывать в Киеве. Здесь я познакомился с рядом энтомологов Зоологического института; это знакомство оказалось очень полезным в моей дальнейшей энтомологической деятельности. Во время двух экскурсий я смог сделать и небольшие сборы.

В 1990 году мы с Лией провели 2 недели в Волгограде, с 29 июня по 13 июля. О Волгограде, этом прекрасном городе, я хочу рассказать немного подробнее.

Здесь я бывал и ранее, неоднократно -- в служебных командировках; в Волгограде находился "Гипронефтетранс" -- головной институт СССР по проектированию нефтебаз, и я посещал институт для подбора проектов -- аналогов и для обмена опытом работы. Понятно, что собирать в командировках я мог только урывками, по вечерам, да и то не всегда. Мне хотелось поближе познакомиться с жуками и бабочками окрестностей этого громадного города, побродить по самому городу, овеянному славой Великой Отечественной войны, еще раз подняться на Мамаев Курган... Мне хотелось встретиться со своими друзьями, которых я здесь нашел...

Все это удалось реализовать, хотя и не обошлось без осложнений. Стояли благоприятные для сборов, жаркие погоды; днем температура доходила до 35°С. На экскурсии 5-го июля я имел неосторожность 30 минут ловить в одних трусах и сапогах, хотя никогда не загорал... В результате -- сильный ожог спины, груди и рук и несколько дней постельного режима в гостинице... Лия была в Волгограде впервые и я выступал в роли "гида".

Прошел год... И в 1991 году мы снова посещаем Волгоград в июне. Эта поездка была такой же интересной и результативной, как и в 1990 году; она стала последней. Несколько слов о последней экскурсии в Волгограде.

Последняя экскурсия в районе аэропорта прошла под знаком расставания. Вокруг кипела жизнь, но на душе было неспокойно. Когда мы возвращались, я решил остановиться на бугре. Перед нами расстилалась бескрайняя холмистая степь с пятнистым разноцветным ковром цветущих трав, степь, местами прерываемая зелеными змейками поросших лесом -- балок, необозримые дали, слегка дрожащие в полуденном жарком мареве, синее небо в тончайшем кружеве облаков... Я с грустью понял, что вижу эти пленившие мою душу и ставшие мне родными просторы, это русское раздолье, в последний раз в жизни... Я -- старался запечатлеть все это в своем сердце, в своей памяти... Слезы навернулись на глаза, к горлу подступил упругий комок... Прощайте навсегда, дорогие места, прощайте, степные жуки и бабочки, прощайте, наши дорогие друзья - волгоградцы! Я буду помнить вас, пока бьется мое сердце...

Все эти экспедиции и поездки проходили на фоне дальнейшего изучения жуков Эстонии -- как интенсивных сборов, которым я уделял все свободное время, так и обработки материала и составления научных работ.

В рассматриваемый период было опубликовано в журнале "Известия АН Эстонии" 5 работ (Милендер 1990Ь, 1991d, 1991е, 1992; Милендер с соавторами, 1991). Первая из них положила начало серии статей по фауне малоизученных и трудных для определения групп жуков Эстонии.

Не всем, я думаю, известно (не считая энтомологов), какого колоссального труда и материальных затрат требует составление даже небольшой фаунистической статьи. Необходимо собрать материал, просмотреть и при необходимости определить жуков во всех коллекциях, составить картотеку, договориться с ведущими специалистами по данной группе о консультациях, найти и изучить необходимую литературу, уточнить расположение мест сбора и нанести их на карту, выполнить рисунки, фенограммы, написать и отпечатать статью, сделать резюме. Определение жуков многих групп также очень трудоемкий процесс; иногда жуки вообще не отличаются друг от друга по внешним признакам и приходится делать препараты гениталий, чтобы различить самцов по форме пениса, которая, как правило, характерна для каждого вида.

Я не успел рассказать о дальнейших сборах жуков в Литве. 21-24 сентября 1987 года мы с Лией побывали на своем "Запорожце" в Каунасе и ловили жуков в окрестностях города. Места нам понравились и в июне 1988 года мы вновь вернулись в эти края. Если в прошлый раз мы жили на квартире С. А. Пилецкиса, то теперь, с помощью последнего, получили номер в гостинице "Балтия". 3 недели (4-22 июня) мы ездили (снова на своей автомашине) по окрестностям, совершили и несколько более далеких экскурсий (например, 7 июня посетили заповедник "Жувинтас") и собрали большой материал, который хранится на вате. Я немало времени уделял и жукам-долгоносикам Латвии. По просьбе своего коллеги, 3. Спуриса, я еще 10 лет назад определял богатый материал, собранный Р. Варзинска; результаты были опубликованы (Milenders, Varzinska, 1979; Varzinska, Milenders, 1981).

11-15 сентября 1989 г. в Ленинграде проходит Х съезд Всесоюзного энтомологического общества. Я выступаю со стендовым докладом "Жуки-долгоносики рода Apion Herbst (Coleoptera, Apionidae) Эстонии". Я никогда не забуду теплую дружественную обстановку съезда, встреч с коллегами, интересных бесед, интересных стендовых сообщений, уникальных композиций с насекомыми художника Разбойникова, содержательных докладов... И множество новых знакомств с колеоптерологами СССР! Стендовые доклады были смонтированы в зале ЗИН-а, на третьем этаже; вечером собираемся в институте "в узком кругу" у Бориса Коротяева, пьем чай. Мог ли я тогда предполагать, что пройдет немного времени и переписка с коллегами, ввиду недоступной цены, оборвется? Такая важная, деловая переписка...

В 1991 году я выполняю заказ 3. Спуриса -- рисую жуков Латвии (8 цветных таблиц). Судьба этой работы мне не известна; что касается жуков Литвы, то 2 тома были опубликованы; мои были во втором и увидели свет в 1997 году. Они выглядят неплохо, но много потеряли из-за слабой печати (некачественная бумага) и сильного уменьшения. С сожалением должен признать, что рисунки первого тома, выполненные художниками Литвы, оставляют желать лучшего.

Пятый Эстонско-Финский энтомологический симпозиум состоялся в Финляндии в 1991 году. Меня включили в состав эстонской делегации; от Таллинна на поездку была только одна вакансия. Однако я был любитель и все же преградил путь нескольким другим претендентам. Тогда я этого не знал и не понимал трудностей, неожиданно появившихся при оформлении выездных документов, что едва не повлекло срыва моего участия. Только благодаря моей энергии и исключительной настойчивости удалось преодолеть все трудности. Что влекло меня в Финляндию? Во первых, чисто "жучиные" дела (не энтомологи могут пропустить этот абзац). Мне было необходимо обсудить с Сильфербергом некоторые вопросы, связанные с подготавливаемым новым каталогом жуков, где Эстония выступала самостоятельной единицей. Я хотел выяснить, на основании каких данных для Финляндии был указан Apion hoffmanni -- я считал, что это ошибка, и что мы имеем дело с А. flavimanum, похожим, широко распространенным в Фенноскандии и Прибалтике видом, который, однако, для Финляндии не приводился.

Во-вторых, мне хотелось увидеть, впервые в жизни, какова "обстановка" в "капиталистической стране" и, наконец, познакомиться с прекрасной природой этой страны.

Симпозиум состоялся 4-11 августа. В порту нас встречали энтомологи Финляндии на своих автомобилях. Нас повезли на виллу президента энтомологического общества, где прошла официальная церемония встречи и торжественный ужин. Поселили нас в меблированных квартирах в 3 км от Зоологического музея, где два дня проходили доклады. Затем на комфортабельном автобусе мы поехали на северо-восток, в район Савонлинна, где находятся красивейшие уголки финской природы. Мы осмотрели церковь Керимяки и побывали в подземном центре искусств "Ретретти", а также в некоторых заповедниках и других интересных местах. К сожалению, погода испортилась и мы почти ничего не смогли собрать.

Симпозиум был прекрасно организован финской стороной, запланированный график строго соблюдался. На карманные расходы каждый гость получил в конверте 300 марок, питание было отличное. Например, в Хельсинки для завтраков и ужинов в гостиницу были завезены красиво расфасованные и упакованные: хрустящие хлебцы, булки, растворимый кофе, чай, молоко, лимонад, минеральная вода, ветчина, колбаса, сыр двух сортов, сахар, джем, разные пряные соусы. Во многих местах был и шведский стол.

Мне удалось посмотреть коллекцию долгоносиков в музее; но интересующих меня видов апионов там не оказалось. Проблемы с новым каталогом удалось решить. А что касается богатства и разнообразия товаров в магазинах и торговых центрах, то это во много раз превзошло мои самые смелые ожидания. И в общем -- поездка в Финляндию была исключительно интересной.

Энтомофауна островов влекла к себе многих исследователей насекомых. Я не был исключением, и посвятил изучению жуков (а также и бабочек) островов Хийумаа, Вормси и Муху значительную часть своей жизни и одни из лучших ее дней. Рассматриваемый период связан с окончанием сводки по жукам Хийумаа, одной из самых значительных моих работ.

Книга была подписана и сдана в редакцию 25 июня 1992 года; она выполнена на эстонском языке с резюме на русском и английском (118 стр.) и вышла из печати в 1993 году (По вине редакции была допущена грубейшая ошибка: книга не снабжена обязательными десятичным и классификационным кодами и, следовательно, как-бы лишена права на существование. Я до сих пор не могу понять причин, которые к этому привели..).

Дорогой читатель! Я позволю себе привести первые строчки из резюме, чтобы дать общее представление о работе.

"Создание биосферного заповедника западных островов Эстонии в 1989 году сделало актуальным исследование фауны и флоры региона. Такое исследование, и в частности инвентаризация фауны, является необходимой предпосылкой для разработки мер охраны природы.

Предлагаемая работа посвящается фауне жесткокрылых Хийумаа -- второго по величине после острова Сааремаа острова Эстонии. До настоящего времени жесткокрылые Хийумаа были слабо изучены: в литературе имеются данные о нахождении на острове лишь 294 видов. В основу данной работы положены многолетние общеколеоптерологические сборы И. Миелендера, известного эстонского энтомолога-любителя, и сборы автора. Сборы производились с перерывами начиная с 1939 года в 80 точках острова. Всего было собрано 1320 видов: с учетом литературных данных фауна жесткокрылых Хийумаа составляет 1382 вида. Впервые для острова приведены 1088 видов, из них новых для Эстонии 62 вида, новых для Прибалтики (Эстония, Латвия, Литва) -- 16 видов".

Я совершил много поездок на этот прекрасный остров, но основные сборы проходили в 1989-1991 годах. Мы останавливались в гостинице Кярдла -- "столицы" острова, у нас был даже постоянный номер; экскурсии совершали, как всегда, на "Запорожце". Заключительный этап работы финансировался Хийумааским Центром Биосферного заповедника; я глубоко благодарен его директору, Руубену Пост, за помощь.

За долгий период полевых работ на Хийумаа мне посчастливилось сделать массу интересных находок, пережить много волнующих минут на "жучиной" охоте. У нас были и свои "любимые" места сборов; одним из таковых было Пряхла к югу от Кярдла. Здесь 17 июня 1981 года я обнаружил 2 большие кучи соломы на краю поля. Из этих куч с помощью сита я добыл в 1989-1991 году 68 видов жуков. Из них несколько видов мельчайших (1-2.5 мм) жуков-скрытноедов (Atomaria nigriventris, А. pulchra) и латридиид (Corticaria lapponica) оказались новыми для всей Прибалтики. Не обошлось здесь и без приключения. 13 октября 1991 года мы много собирали в разных местах острова и только вечером приехали в Пряхла. Несмотря на полную темноту я решил напоследок заняться просеиванием и спустился на поле к большой куче; Лия осталась ждать в автомашине, на расстоянии около 40 метров от меня. Я работал спокойно 15 минут (на руки я в целях безопасности одевал краги) и вдруг раздалось знакомое жужжание. Осиное гнездо! -- сообразил я. Несмотря на холод (8°) и мрак осы напали на меня, несколько штук уже шевелились в моих волосах. Пытаясь отогнать ос от лица я нечаянно задел очки и они полетели в траву; я оказался в беспомощном положении. Пришлось вынуть из кармана свисток (и я, и Лия всегда имели их при себе) и подать сигнал бедствия, на который Лия реагировала молниеносно. На поиски очков с помощью карманного фонаря ушло немало времени -- мы передвигались на коленях, чтобы очки не пострадали.

Запомнился мне и прекрасный, широкий (и, как ни странно, безлюдный) пляж в Луйдья, в западной части острова, 22 июня 1991 года. Стояла теплая, солнечная погода. На пологих песчаных дюнах, то пробегая, то взлетая, резвились жуки-скакуны, которых я принял за обычный вид (Cicindela hybrida) и поймал 6 экз. Каковы же были моя радость и удивление, когда вечером, разбирая добычу, я установил, что поймал С. maritima -- очень редкий, похожий на hybrida вид! На этом же пляже, под доской у воды, я нашел 9 сентября 1990 года 2 экземпляра жужелицы-небрии (Nebria livida) -- редкого, большого и красивого жука; это было первым его нахождением на Хийумаа.

Нас интересовали и жуки небольших островков, лежащих в море к юго-востоку от Хийумаа; нам удалось побывать на двух из них; расскажу здесь о посещении острова Ханикатси 3 июля 1991 года.

Вздымая пенистые брызги наш катер быстро бежал по волнам; на пирсе в одиночестве остался стоять наш верный "Запорожец", названный за свой синевато-зеленоватый цвет "Мариной". За катером на прицепе болталась шлюпка -- на ней мы достигнем острова (как и на других островах архипелага, на нем нет причала). Морское путешествие было недолгим-- через 20 минут пересаживаемся в шлюпку (нас с Лией сопровождает смотритель расположенного здесь орнитологического заказника А. Трейал) и на веслах подходим к берегу, на который выходим вброд.

Перед нами -- "Terra Incognita", земля, на которую никогда ранее не ступала нога колеоптеролога. С волнением собираю сачок и приступаю к кошению. Островок невелик -- длина 1.8 км, наибольшая ширина - 1 км; большую часть его занимают лесолуга, а также уникальный широколиственный лес (дубы, липы, клены), единственный в регионе Хийумаа.

На фоне пышной растительности жуков (как и других насекомых) немного, это меня не смущает -- все они новые для Ханикатси. Но есть и сенсация -- коровка Synharmonia conglobata -- новый для фауны Хийумаа вид.

Доходим до центра островка, где находится небольшой домик -- ночлег для туристов. Лия осматривает его и в кадке с водой обнаруживает двух мраморных бронзовок (Liocola marmovata) -- крупных и красивых, редких в Эстонии жуков! Вскоре вокруг растущего рядом дуба начинают летать еще две особи этого вида, но поймать их не удается. Покончив со взятой в дорогу провизией, мы направляемся в обратный путь. На берегу нас уже ждет А. Трейал.

За время многолетних исследований удалось найти немало интересных мест. В густых, девственных лесах центра Хийумаа у нас было два "золотых" места -- Лейгри и Сюллусте. Здесь, в штабелях спиленных сосен, елей, берез и осин, в поленницах дров нас ждали наши друзья -- усачи, пестряки, короеды и многие жуки других семейств. Сколько радости принесла их подчас нелегкая, азартная ловля... Сколько новых открытий удалось сделать! Так, в Лейгри в период 12-22 июля 1991 года и в Сюллустэ 22 июля того же года мы с Лией пополнили фауну острова огромным, прекрасным видом -- большим черным еловым усачом (Monochamus urussovi).

Одновременно со сборами шло определение материала и его регистрация. Я создал картотеку жуков Хийумаа (около 1500 карточек форматом А5 с картой западных островов Эстонии). Эта картотека может быть использована и для других островов архипелага. Для определения жуков стафилинид (крупнейшее в Эстонии семейство, более 700 видов) я заключил договор со своим другом, энтомологом из Литвы, кандидатом биологических наук В. Монсявичюсом, специалистом по этой группе. Он прекрасно справился с этой трудной работой, я искренне ему благодарен.

Я решил сделать карты распространения для всех 1382 видов жуков острова. Это была беспрецедентная по объему работа; ни в одной известной мне фаунистической сводке число карт не приближалось даже к половине от этого числа. Много дней я работал над этими картами с раннего утра до позднего вечера... Казалось, что работе не будет конца...

Для работы я подготовил фотографии характерных биотопов мест сбора. К сожалению редакция не захотела их напечатать, ссылаясь на полиграфические трудности, но предложила снабдить книгу иллюстрациями жуков из другой моей работы -- популярных очерках о жуках Хийумаа. Это не был особенно хороший вариант, но я на него согласился.

14. Выход на пенсию. Я -- свободный энтомолог, популяризатор, художник (1992-1998)

22 марта 1992 года меня проводили на пенсию; 22 апреля мне исполнилось 60 лет. Отпуск добавили к первой дате. Необходимо отметить, что мой уход отмечался вторично. Несколько слов о том, как это получилось. В конце 1988 года мой друг, профессор С.А. Пилецкис, предложил мне (я к этому времени успел иллюстрировать ряд изданий) принять участие в выполнении цветных иллюстраций для капитальной двухтомной работы "Жуки"серии "Фауна Литвы". Объем моей части работы был велик -- более 430 рисунков, сроки же ограничены. Я согласился и для реализации этого проекта в начале 1989 года ушел с основной работы; через год рисунки были закончены и меня пригласили обратно в "Эстпромпроект". Эта работа принесла мне не только большое удовлетворение, но и немалые деньги. Тогда я сделал большую глупость, что не приобрел дорогую автомашину--деньги в банке пропали -- когда через несколько лет последний обанкротился. Но вернемся к выходу на пенсию. Это были тяжелые дни прощания с любимой работой, с дорогими моими коллегами и друзьями.

И тем не менее в сложившейся ситуации не могло быть и речи о продолжении работы. Меня звала моя вторая специальность, призвание мое -- энтомология; многие начатые темы требовали дальнейшей разработки и развития, формировались новые планы. Появилась возможность систематического проведения полевых работ без лимита времени. Расскажу, чем я занимался после выхода на пенсию.

Как я уже упоминал выше, я заканчивал весной 1992 года свою монографию по жукам Хийумаа; одновременно мы с Лией продолжали сборы жуков в окрестностях Таллинна. Интересной была ловля желтых безглазиков (Claviger testaceus) 16 мая 1992 года недалеко от озера Харку, под камнями. Это редчайший вид, известный в Эстонии только по нескольким местонахождениям. Эти крошки (длина рыжеватого жука 2.5 мм) живут в симбиозе с муравьями лазиусами (всем известные желтые, мелкие, обитающие под камнями муравьи). Безглазики выделяют сладкий секрет, который муравьи слизывают. Жуки оказались под несколькими из проверенных нами камней; муравьи быстро уносили вглубь гнезд не только своих личинок ("муравьиные яйца"), но и жучков, которые слепы и малодвижны. Так что при ловле приходилось действовать быстро. Мы взяли 16 экземпляров, хотя и видели значительно больше.

Просматривая дневники тех дней, я обнаружил интересную запись, сделанную 4 июня и зафиксировавшую цены на некоторые товары и услуги: смазка автомобиля -- 80 рублей; заправка -- 15 литров А-76 -- 300 рублей; бананы 1 кг -- 160 рублей; томаты -- 35 рублей; хлеб + булка -- 40 рублей; шоколад "Калевипоэг" -- 12 FIM (360 рублей); плитка небольшого шоколада -- 3 FIM; 2 плитки шоколада "Кама" -- 16 рублей. Итого в тот день я истратил 1000 рублей! 4-14 июля мы собирали в районе Ярваканди. Этот район запомнился своими большими лесами, интересными бабочками и жуками и... крайне плохими дорогами; часть экскурсий мы совершили на велосипедах.

Я уже писал о своем интересе к островным фаунам. Работа по Хийумаа была закончена. И я решаю приступить к изучению Вормси -- четвертого по размерам острова (92.3 км ) г Эстонии. На этом красивом, лесистом острове прошли одни из самых ярких и интересных дней моей жизни, одни из лучших моментов охоты на жуков и бабочек.

1 сентября мы подписываем договор с директором Ляянемааского Центра Биосферного заповедника Ю. Пийпером: я -- как ответственный исполнитель научно-исследовательских работ по изучению фауны Coleoptera острова Вормси; Лия -- как лаборант. И досрочно, 30 августа 1992 года, выезжаем на остров. Путь не близок -- 105 км до города Хаапсалу, 8 км-- до порта Рохукюла. Ожидание парома, короткое (10 км) морское путешествие и мы на острове. Мы бывали здесь и ранее, собирали материал, но тогда это были кратковременные, однодневные поездки. Теперь нас ждала настоящая, увлекательная работа. Всего за осень мы совершили 4 поездки: 30.8 - 6.9; 10 - 14.9; 22 -- 27.9; 22 -- 26.10; дни командировок мы выбирали сами, в зависимости от погоды и выделенного нам общего лимита времени.

На Вормси были все необходимые условия для успешных сборов -- разнообразные биотопы, богатая фауна (в 1993 году мы собирали и бабочек), хорошее жилье (мы останавливались в частной гостинице, где за нами была закреплена одна комната), столовая. В 1993 году мы собирали с апреля по октябрь места сборов приведены на карте. Там же показано количество собранных видов и экземпляров. Несколько раз приезжал к нам и собирал бабочек Тийт Марнот; в октябре 1992 года нам "составил компанию" Ильмар Сюда, колеоптеролог.

При взгляде на карту Вормси видны белые пятна. Это -- в основном болота, а также места, к которым нет подъездных дорог. А за черными точками скрываются наши места сборов, дни прекрасной охоты, дни, подарившие нам незабываемые, интереснейшие находки...

Это взморье Борби с обильными наносами, которые мы просеивали. Это чудесные боровые леса центра острова, где мы собирали жуков под корой (Впервые в Эстонии отмечен карапузик Teretrius fabricii), в подстилке, в ловчих ямах, вырьггых в подходящих местах. Это огромные кучи гнилой соломы в разных местах острова, но особенно добычливые в окрестностях Ферби (новый для Эстонии Micropeplus staphylinoides), Сууремыйза (второе нахождение в Эстонии долгоносика Stenocarus ruficornis) и Хулло (мельчайший жук Sevicodevus lateralis -- новый для Эстонии). Это вырубки на полуострове Сууремыйза, где в муравейниках удалось поймать Euconnus maclinii (третье нахождение в Эстонии). Это лиственные и смешанные леса, где мы, в частности, ловили весной на березовых свежих пнях, источавших березовый сок. Это береговые луга Диби, местонахождение редчайшего долгоносика Smicronyx coecus (второе нахождение в Эстонии). Это альвары к югу от Хулло, где мы в сыром месте поймали 4 экземпляра жужелицы Chlaenius tristis -- недостижимую "мечту" коллекционеров. Это пруды заброшенных очистных сооружений в Хулло с их богатой прибрежной фауной. Это и многие другие места. Одной из достопримечательностей Вормси является полуостров Румпо Нина -- выдающаяся на 2 км в море песчано-каменистая гряда, покрытая лугами и зарослями можжевельника.

На Вормси мы применили почти все способы лова, в том числе "вытаптывание" жуков из грязи, лов мельчайших жуков на заходе солнца, лов на трупах (лосенок, птицы), на приманку (мясо, бананы), в помете, в различных водоемах (также прибрежных морских заводях), в гнилых грибах. Самым тщательным образом были оформлены и отчеты. Был отпрепарирован большой материал, составлены списки жуков.

Как я уже упоминал выше, в 1993 году, кроме жуков, я собирал на острове и бабочек. Работа шла в "две смены" -- днем жуки и дневные бабочки, ночью -- ловля на свет и приманку. У Ю. Пийпера не было возможности финансировать дополнительную работу, но меня это не остановило. Разве можно было пропустить прекрасные, теплые вечера? Пропустить возможность сделать открытия и в мире бабочек? Осенью я изучаю влияние низких температур на их лет. Оказалось, что бабочки -- совки, не способные к полету в холодные дни, заползают на приманки по веткам.

Всего я собрал 191 вид чешуекрылых; статья была составлена и позднее подготовлена сводная работа (в соавторстве с Т. Марнотом и Я. Вийдалеппом, определившим часть материала). К великому сожалению, прошло уже 8 лет, но работа, несмотря на все мои попытки ускорить дело, остается не опубликованной. Данные по жукам Вормси легли в основу нескольких моих научных работ.

Заканчивался 1993 год, год перемен. Рост цен, в первую очередь на бензин, уже не позволял вести полевые работы "за свой счет". Мои взоры были направлены на остров Муху -- именно это место я выбрал для продолжения научно-исследовательских работ. Однако все мои предложения и проекты по изучению жуков Сааремаа (Муху относится к этому региону) директором Сааремааского центра биосферного заповедника М. Херманом были отклонены.

Однако я не тот человек, который останавливается перед трудностями, и в конце концов деньги для продолжения научных изысканий я получил, правда не у М. Хермана; вернемся к весне 1993 года.

Жуки-долгоносики были главной темой моей работы. Подошло время обобщить накопленные данные монографически. И я обращаюсь с заявкой в Открытый Фонд Эстонии (SOROS) -- участвую в конкурсе 1993 года на получение стипендии. На составление документов (на английском языке) ушло около двух месяцев -- обоснование и значение работы, сметы, биография, публикации, рекомендации... Последние я получил (не считая Эстонии) от ведущих специалистов-энтомологов Финляндии, Швеции, России, Литвы, Белоруссии. Для ученого оценка работы коллегами имеет важное значение. И, говоря откровенно, мне было приятно читать эти рекомендации, эти признания моих скромных заслуг на ниве изучения жуков. Я был рад, что все, к кому я обратился, протянули мне руку помощи.

Несколько месяцев ожидания -- и официальный ответ от 24.9.93: исходя из своих приоритетов и недостатка в средствах в помощи отказать... Этот удар не сломил меня и через несколько месяцев я подаю заявку в ETF (Эстонский Научный Фонд). На этот раз мой проект получил положительную оценку (грант № 328, работа рассчитана на два года).

Несколько слов о самой работе "Короткохоботные долгоносики Adelognatha (Curculionidae) Эстонии".

В основу положены мои сборы 1948-1996 годов; 52 вида, 4703 экземпляра; всего проведена ревизия 19 коллекций (65 видов, 10163 экземпляра); для 61 вида в работе даны карты распространения. Работа иллюстрирована 144 рисунками; библиография -- 74 названия. Необходимо уточнить, что приведенное выше название работы соответствует ее сокращенному варианту на русском языке. Оригинальное название: Eesti kaersaklased I (Coleoptera, Curculionidae, Adelognatha).

Сбор дополнительных материалов для вышеуказанной работы мы проводили на острове Муху в 1994 году; попутно там были собраны и другие жуки, а также дневные бабочки. Как это ни странно, но Муху до сих пор оставался "белым пятном" на энтомологической карте Эстонии -- виднейшие коллекционеры Эстонии -- И. Миелендер и В. Соо -- здесь (как и на о. Вормси) вообще не собирали.

Упомянутые 64 дня распределились так: 11 -- 21.5; 2 -- 16.6; 27.6 -- 7.7; 8 -- 16.8; 1 -- 10.9. Нашей резиденцией был хутор в Лийва, владельцем которого был наш бывший коллега по "Эстпромпроекту" Эйнар Пюй. Мы останавливались также в школе и у моего друга -- Олева Вахтера, бывшего коллекционера бабочек. В нашем распоряжении были и хорошие цветные топографические планы острова (М 1:25 000). Муху -- третий по величине остров Эстонии (200 км²). Лесов меньше, чем на Вормси, они покрывают около 40% территории; довльно много лесолугов.

На Муху не удалось поймать так много редких жуков, как на Вормси и Хийумаа; тем не менее сборы были очень интересные, не мало было и приключений. Несколько раз мы посетили и Сааремаа; в дубраве Тумала собрали дубового клита Clytus arietis и мраморную бронзовку, совершавшую по просеке в смешанном лесу "разведывательный" полет. Из жуков Муху отмечу ярко-зеленого, металлически-блестящего апиона (Apion astragali), безусловно красивейшего представителя этого рода в Эстонии. Я ловил его впервые в жизни, но здесь местами, на астрагалах, они встречались в массе.

По сборам с острова Муху я составил две работы: по дневным бабочкам (в соавторстве с Олевом Вахтером (см. библиогр. № 92) и по семяедам-апионам (см. библиогр. № 91). В этих работах приводятся не только фаунистические данные, но и прилагаются карты распространения с клетками 1х1 км по системе UTM. Фауна дневных бабочек оказалась богатой -- 52 вида, из них 34 новые для острова. Число картированных квадратов -- 170.

Фауна апионид составила 30 видов (в сборах 576 экз.), все они новые для острова; материал собран в 66 квадратах. В промежутке между сборами на Муху, 29 июля, мы совершили однодневное морское путешествие в Хельсинки. Лия никогда не была "за границей" и хотела посмотреть город.

Море было зеркальным -- полный штиль и особенно красивым на обратном пути, на закате солнца. Жаркая погода (около 30°С) не позволила нам "одолеть" весь запланированный маршрут по Хельсинки, но в общем все прошло наилучшим образом. Заходили мы и в музей природы, но коллег-энтомологов на месте не застали.

Какой след в моей памяти оставили дни, проведенные на Муху? Это гостеприимство, которое так радовало нас на острове (особенно благодарны мы чете Пюй, в семье которых мы чувствовали себя как дома); это дивные, густые поросли крупноцветного ландыша, жемчужины наших лесов; это прекрасный, старинный парк Пядестэ; это расцвеченные яркими цветами и наполненные солнцем лесолуга; это ловля пурпуровых ленточниц (Catocala sponsa); это огромная черная крыса, которая забежала к нам, когда в июле мы жили в школе; это ловля редких бабочек -- перламутренницы лоудице (Argynnis laodice)-- второго экземпляра в моей жизни, и пурпуровой медведицы (Rhyparia purpurata), которая попалась мне впервые; это красавицы адмиралы и траурницы -- их было много в этом году; это изумрудные апионы (Apion astragali), сверкавшие на листьях как драгоценности...

В начале 1994 года ко мне обратился директор издательства "Eesti Loodusfoto" с предложением выполнить цветной плакат с жуками Эстонии. Я согласился и через месяц плакат был готов. Он получил высокую оценку и был пущен в печать. За ним в том же году последовал плакат с дневными бабочками. Эти плакаты вскоре поступили в продажу и имели большой успех. Они продавались как в магазинах, так и в Эстонском музее природы.

Мне сообщили, что в музее туристы из Финляндии и Швеции скупали их десятками.

Третий плакат этой серии, посвященный ночным бабочкам (самым красивым видам) был закончен весной 1996 года, но появился в продаже только через несколько лет.

По заказу А. Селина я в мае-июне 1997 года рисую плакат "Австралия -- жуки и бабочки"; это была самая большая и, судя по откликам, и весьма удачная моя работа в выполнении плакатов. Этот плакат (точнее его копия) демонстрировался в конце 1997 и начале 1998 годов на выставках природы Австралии в Таллинне и Тарту и с ним познакомились тысячи посетителей.

По заказу У. Роозилехта я рисую плакаты с жуками Австралии и Новой Зеландии; также по частному заказу выполняю плакат с дневными бабочками Памиро-Алая. Хочу добавить, что все вышеназванные плакаты совмещали с изображениями насекомых и карты и были сделаны на эстонском языке (Кроме бабочек Памиро-Алая (англ. яз.)). Последний плакат -- "Жуки национального парка Амбосели" (Кения) - был выполнен в двух вариантах (эстонском и русском); по размерам он невелик (формат АЗ), но вобрал в себя все лучшее из опыта моей работы над плакатами.

Основные мои работы 1992-1998 годов приведены на рисунке. Я уже рассказал о некоторых; об остальных я расскажу ниже (главы 15-20).

15. Первые звенья двух бесконечных цепей

(о становлении колеоптерологического мониторинга в Эстонии)

Я вполне допускаю, что не каждому, читающему мои заметки, известно значение слова "мониторинг". Однако именно мониторинг, а точнее биологический мониторинг (в эстонском языке применяется и термин "seire" - слежение) вызвал большой интерес в широких кругах биологов Эстонии на рубеже 1993-1994 годов.

Что такое мониторинг? Говоря кратко, это система наблюдения и контроля за состоянием окружающей среды для предупреждения о возможных критических ситуациях. Он известен давно и широко применяется. Однако система биологического мониторинга в Эстонии отсутствовала; теперь она зарождалась. Я, к сожалению, узнал о государственной программе конкретно только 13.01.94 в Тарту, когда сроки подачи заявок уже прошли. Получив, в виде исключения, 5 дней для составления своих разработок, я с Лией трудился по 20 часов в сутки, чтобы успеть к сроку и с честью вышел из этого трудного испытания. Я очень хотел участвовать в биологическом мониторинге и буквально "завоевал" это право. Оказалось, что не я один "задержался", сроки были продлены и в конце концов работа вошла в нормальное русло. "Мой" мониторинг относился к мониторингу видов и сообществ (Liikide ja koos1uste seire, сокращенно -- LjKS; задача -- наблюдение за определенными видами и сообществами для определения изменений в численности видов и изменений в составе сообществ.

Что же представляла моя работа конкретно? Я выбрал долгоносиков Таллинна как объект для мониторинга -- здесь более всего проявляется антропогенное воздействие на природу. Мест наблюдения -- станций -- было 7 в городе (Вескимяги, лесопарк Сютисте и др.) и 1 -- за городом, в Валингу (станция "фона" -- мало подверженная воздействию людей). В течение мая -- сентября 1994 года мы 1 раз в месяц посещали каждую "станцию", регистрировали время, погодные условия и стандартным сачком брали пробу (500 взмахов); всего за год получили 40 проб (94 вида, 957 экз.). Затем результаты мониторинга были проанализированы, составлены сводные списки, названия закодированы и, наконец, все данные введены в ЭВМ.

Это в двух словах. В действительности это была огромная работа -- расчеты, графики, топокарты, фотографии, множество различных рисунков, ботанические исследования и описания мест сборов. Отчеты, переписка, сметы расходов, новые теоретические проработки... В трех, лежащих на моем столе делах -- около 250 листов.

Я продолжил работы по мониторингу и в 1995 году. С учетом опыта работы 1994 года, критических замечаний и своих новых концепций я принял "новых подопечных" -- жуков разных семейств в количестве 56 видов; они получили статус "видов -- индикаторов". Таким образом было положено начало второй цепи мониторинга.

Два года я был ответственным исполнителем мониторинга жуков. Назову своих коллег, это: Матти Мазинг, куратор программы; это Март Кюльвик, руководитель Исследовательского центра защиты природы (LKU) -- ведущей организации мониторинга; это Лаури Клейн, ведущий специалист Вычислительного центра. А в сборах жуков моей неизменной помощницей была Лия Кеск. Благодарю всех за сотрудничество.

Мы были первопроходцами и нам было труднее всех. Мы стояли у истоков эстонского колеоптерологического мониторинга. Мы заложили первые звенья двух теоретически бесконечных цепей. Пройдут годы, десятки, сотни лет и будущие исследователи будут сравнивать свои результаты с нашими, которые останутся первыми навсегда.

16. Атлас распространения дровосеков Эстонии

В 1993-1996 годах я уделил немало времени разработке теоретических основ картирования насекомых; эти вопросы обсуждались и уточнялись в ходе переписки с председателем рабочей группы по картированию Мати Мартином. К работе над атласом я -- приступил в начале 1994 года; договор с Ильмаром Сюда о совместной работе был заключен 11.02.1994; в этом же году я собирал дополнительный материал по дровосекам в разных точках Эстонии; в 1995 году эти сборы были закончены. Я провел ревизию 20 коллекций (1945 кв. (Кв. -- квадрат. Имеется ввиду число картированных квадратов 10х10 км), в том числе личная коллекция -- 487 кв.), составил черновые и чистовые карты согласно договору. Все материалы были переданы в срок М. Мартину (4.01.96).

Работа "Атлас распространения насекомых Эстонии ч.I Жуки-дровосеки (Cerambycidae)" увидела свет в начале 1998 года. Мне привезли авторские экземпляры 8 мая. С волнением я открыл эту книгу... Она была воплощением результатов в первую очередь моих исследований, которые я проводил в значительный период моей научной деятельности -- это и открытые мною новые для Эстонии виды, это и новые виды, приведенные в публикациях, это моя дипломная работа и, наконец, незаконченная диссертация... Работа была хорошо оформлена, карты распространения напечатаны без ошибок. Однако более тщательное изучение показало, что присутствуют и серьезные изъяны. Дело в том, что мне не представили возможности просмотреть и подписать рукопись до ее сдачи в печать. Я решил составить рецензию, основные моменты которой я ниже приведу в свободном и сокращенном изложении.

Eesti putukate levikuatlas, 1. Siklased -- Cerambycidae. Kaardid 1 -- 97. Ilmar Suda, Georg Milaender, Tartu, 1998, 88 lk.

(Атлас распространения насекомых Эстонии, 1. Дровосеки - Cerambycidae. Карты 1 -- 97. Ильмар Сюда, Георг Милендер, Тарту, 1998, 88 стр.).

• Во "Введении" приведен список коллекций, но не указан вклад каждого энтомолога (число квадратов сборов). Такие цифры имелись как у меня, так и у И. Сюда. В результате в одном ряду расположились лица, как посвятившие сборам всю жизнь, так и лица, собиравшие несколько лет или того меньше. К примеру число квадратов сборов: Г. Милендер -487; В. Соо -- 192; У. Роозилехт -- 185 и так далее вплоть до одного квадрата. Хочу напомнить, что в наиболее солидном издании по картированию -- "Атлас птиц Эстонии" (Renno, О. 1993 "Eesti linnuatlas") такие данные приводятся.

• Не соответствует действительности утверждение, что карты распространения составил Микк Хейдемаа. На самом деле карты как черновые, так и окончательные, составлены авторами. Возможно, что М. Хейдемаа выполнил их печать на ЭВМ, но с каких пор, скажем, машинистка, является автором романа?

• Эстонские названия жуков лучше было бы не приводить, как это принято в научной литературе; все они не используются и специалистам вообще неизвестны. Однако в случае, если они указаны, их следовало бы привести для всех видов. Отсутствие единого стиля производит негативное впечатление.

• Карта -- основа Эстонии (береговая линия) недостаточно генерализована. Следовало бы показать также прилегающие к Эстонии территории, поскольку сетка нанесена; иначе создается впечатление мнимой пустоты.

• Оформление работы (бумага, печать) выполнено на хорошем уровне, композиция обложки вполне удачна; качество рисунка жука (узнать можно, это Acanthoderes clavipes) оставляет желать лучшего.

В список литературы почему-то не включены следующие работы:

• Милендер . Г., 1975. Дровосеки (Coleoptera, Cerambycidae) Эстонии. Эколого-фаунистический обзор. Рига (дипл. раб.) -- Является основополагающей работой по дровосекам Эстонии; использована и в работах И. Сюда по дровосекам (см. ссылки).

• Milaender G., 1971. Koleopteroloogilisi markmeid. -- Faunistilisi markmeid I, 4/5, Tartu, lk. 328-333 (данные о 17 наиболее редких видах дровосеков, в т.ч. двух новых для Эстонии).

• Милендер Г., 1972. О жуках (Coleoptera), летящих на ультрафиолетовый свет в Эстонии. -- Уч. зап. Тартуского государственного университета, вып. 293, стр. 3-17.

• Milaender G., 1993. Hiiumaa mardikalised (Coleoptera). Pirrujaak 2. Kaerdla, 118 lk. (данные и карты для 41 вида дровосеков, встречающихся на о. Хийумаа).

• Milaender G., 1994. Uusi mardikaliike (Coleoptera) Eesti ja Saaremaa faunale. Lepid. inform. -- 9, lk. 62-63 (1 новый для Эстонии вид дровосеков).

В заключение приведу сводные данные (В объеме работы Г.М.) по вкладу отдельных лиц в сбор материала по дровосекам (цифры -- число квадратов сборов). Значок * приведен для коллекций, обработанных частично (остальная часть -- И.Сюда)

17. Изучение фауны жуков и бабочек Таллинна. Картирование

Я почти всю жизнь занимался этой темой; я не могу представить себе энтомологов, не интересующихся своими соседями, но есть и такие. О своих исследованиях фауны Таллинна я писал и выше. Настоящая глава посвящена программе "Tallinna Elustik" ("Таллиннская биота"), предложенной бывшим директором Эстонского музея природы П. Эрнитсом. В рамках программы были осуществлены некоторые исследования, в частности, по ботанике. Но по насекомым организованных работ не велось. В конце 1993 года П. Эрнитс собрал энтомологов Таллинна (все, кроме М. Крууза, любители). Была создана рабочая группа по изучению насекомых города; я стал председателем группы. Открытым оставался вопрос финансирования; основной целью было картирование.

Много времени и сил отдал я организации и выполнению работ по этой программе: разработал карты-основы, условные обозначения находок, инструкцию по картированию; выполнил карты распространения дневных бабочек и жуков-апионид (Apionidae); провел многотысячные сборы жуков и бабочек. Т. Марнот также занимался последними. У. Юривете и М. Круус вели, в основном, мониторинг ночных бабочек в нескольких точках города и не могли активно участвовать в картировании. Однако главным сдерживающим фактором оставалось отсутствие денег; П. Эрнитс компенсировал мне только расходы на полевые работы первой половины 1996 года и, постепенно, работы заглохли.

Не могу обойти молчанием неприятной истории конца 1996 года. Я посетил музей по делам, связанным с картированием, и случайно увидел на столе У. Роозилехта, занимающегося жуками, рукопись статьи по жужелицам Таллинна. Оказалось, что Талиннский ботанический сад (Совместно с Министерством окружающей среды и Таллиннской службой О.С.) подготавливает очередной, третий сборник по антропогенному воздействию на окружающую среду Таллинна, что срок подачи рукописей истекает... завтра. К великому сожалению, я ничего не слышал о этих сборниках, хотя, как позже выяснилось, в одной статье второго сборника приводились результаты моих исследований долгоносиков Таллинна. Разумеется, я был крайне возбужден и немедленно позвонил в ТБС. Один из редакторов сборника, Х. Сандер, заявил, что информация (письмо) о подготовке сборника была отправлена во все организации своевременно. Я пояснил ситуацию и получил 4 дня отсрочки; я решил за это время составить 2 статьи.

Это была действительно трудновыполнимая задача даже для меня, умеющего в экстремальных ситуациях работать молниеносно. Счет шел на минуты, мне почти не приходилось спать. Я сделал эти статьи (одна -- в соавторстве с М. Круузом, сотрудником музея -- по дневным бабочкам города, вторая -- по апионидам, см. ориг. наименования в библиографии) благодаря помощи ботаника Х. Сандера (компьютер! еще 2 дня отсрочки!), но какой ценой? В статье по бабочкам, нашей совместной статье, оказалось немало ошибок; только часть из них удалось исправить в процессе корректуры, проходившей также в спешке -- уже подошли сроки сдачи сборника в печать. Недоброжелатели могли ликовать -- наконец--то у Милендера появилась скверная работа... И в этом смысле я должен признать свое поражение, поражение в нечестной, увы, игре...

18. "Butterflies of Tallinn" - дневные бабочки Таллинна

В течение ряда лет я вынашивал планы по созданию монографии, посвященной дневным бабочкам Таллинна, которых я хорошо знал и любил. В моем представлении эта книга должна была с максимальной полнотой отразить особенности городской фауны. Я хотел вложить в нее весь свой опыт, все свои данные, а также данные других собирателей и литературные сведения. Я хотел, чтобы эта книга стала справочником по дневным бабочкам, чтобы она стала образцовой работой. Неудача со статьей по дневным бабочкам Таллинна (гл. 17) еще больше укрепили мое желание. У меня были уже черновые наброски некоторых разделов. И в конце 1996 года я приступил к делу. Я просмотрел мировую литературу-- имеющиеся у меня реферативные журналы -- за несколько десятков лет. Я просмотрел литературу в библиотеках. Я познакомился с коллекциями своих коллег. Я пополнил данными картотеку, которую завел в 1995 году. И постепенно из тьмы стали вырисовываться пока еще неясные контуры моего произведения. Мне стало ясно, что нужны дополнительные сборы и сборы интенсивные. Я решил отказаться от продолжения работ по мониторингу жуков и посвятить лето 1996 года всецело бабочкам Таллинна. Надежд получить финансовую поддержку от фондов или спонсоров практически не было, пришлось вложить в работу свои собственные средства.

Я решил снабдить работу цветными иллюстрациями; в 1997 году я посетил снова места сборов и выполнил более 100 цветных фотографий биотопов; фотографировал я и живых бабочек. К написанию работы я приступил в мае 1997 года; в октябре переплетенные тома монографии уже радовали мой глаз.

Краткая характеристика работы приведена в библиографии (117, Milaender, 1997m). Первая презентация прошла дома, 30 ноября, в узком кругу моих друзей и собирателей бабочек. Вторая -- 14 января 1998 года в Тарту на собрании энтомологической секции Общества естествоиспытателей, где я выступил с докладом. Через несколько дней в газете "Postimees" была помещена статья, посвященная презентации. В ней, между прочим, была указано, что материал для моей монографии собирали 8 любителей Таллинна в течении трех лет по заказу Министерства окружающей среды. Хочу уточнить, что действительно в сборах, включая меня, участвовали 8 человек, однако сроки сбора были иные и министерство у нас ничего не заказывало.

Третья презентация прошла снова в Таллинне, 21 апреля, в зале А/О "Эстпромпроект", где я работал -- послушать меня и посмотреть эту и другие мои научные работы, а также -- плакаты и многочисленные рисунки собрались мои бывшие коллеги.

Моя монография обошлась мне, с учетом и ее размножения, в солидную сумму, но своих затрат на науку я не переживаю.

Каким образом я "побывал" в Австралии читатель узнает из следующей главы.

19. Путешествие в Австралию

Мое "путешествие" в Австралию было заочным с одной стороны -- я познакомился с ее природой по видеофильму и фотографиям экспедиции Аллана Селина, по интереснейшим, прекрасно иллюстрированным путеводителям, по подробным картам и планам; с другой стороны оно было реальным -- я в течение многих месяцев проводил предварительную обработку богатейших сборов жуков, держал в руках и препарировал многие сотни жуков (только навозников -- афодиин -- более 1030 экз.), в том числе одних из красивейших жуков-- оленей мира -- Neolamprima sp.. Мог ли я даже мечтать еще год назад о таком счастье? Для выставок "Природа Австралии" я, кроме плаката (о котором упоминал выше) и рисунков, подготовил небольшую статью. Приведу в переводе на русский язык ее последний абзац: "Итак, результаты экспедиции Аллана Селина можно считать превосходными. Хочется надеяться, что энтомологи Эстонии организуют в будущем новые экспедиции и добьются еще лучших результатов. Однако экспедиция Аллана Селина войдет в историю эстонской энтомологии как первое такое крупное мероприятие, как первая экспедиция эстонских исследователей фауны насекомых в Австралию, страну, посещение которой является заветной мечтой многих ученых, коллекционеров и любителей природы".

В предыдущей главе я уже писал о энтомологическом собрании в Тарту 14 января 1998 -- года; на нем А. Селин и У. Роозилехт рассказали об экспедиции, а я сделал небольшой доклад о природе Австралии, ее зоогеографическом районировании и о результатах лично проведенных работ по предварительной обработке ценнейших австралийских сборов. А. Селин (я от всего сердца благодарен ему) доверил мне разобраться с крупнейшим сбором на свете, сделанным в Северной Австралии на берегу Магу River. В сборе оказались представители 29 семейств, я выделил 266 видов (около 16 тысяч экземпляров), наибольшее число видов было в семействе Dytiscidae (43), Hydrophilidae (37) и Carabidae (25).

Расправлял я и некоторых жуков Тасмании -- острова, богатого эндемиками. В статье "Заметки об афодиях..." (библиогр., № 106) я разработал определительную таблицу для различения навозных жуков этого подсемейства.

Характеризуя фауну жесткокрылых Австралии в целом, можно сказать, что она очень богата и разнообразна. А дневных бабочек в Австралии мало -- 382 вида (Common, Waterhouse, 1981); богаче видами даже Европа. На Тасмании, покрытом субтропической растительностью острове площадью 68 000 км² (в 1.5 раза больше территории Эстонии) встречается только 39 видов, что значительно уступает даже числу дневных бабочек, найденных в Таллинне (85).

Кроме жуков Австралии я расправлял также африканских: сборы А. Селина из Кении, конкретно из Национального парка Амбосели, где его экспедиция за сутки (ночью на свет) собрала несколько сотен тысяч жуков, в основном, мелких. Чтобы "увековечить" этот сбор, я сделал цветную таблицу, изобразив более крупных и красивых жуков (см. также гл. 14).

20. Интервью, которого не было

Его взял у меня мой друг, энтомолог-любитель, гостивший у нас москвич, веселый и общительный человек; до этого он просмотрел мои "заметки", мы долго беседовали (Форма беседы позволяет кратко и в то же время наиболее полно осветить события, в данном случае аспекты моей жизни, мое "кредо"). Сергей Орлов задал мне следующие вопросы:

С.О. -- Верно ли изречение "энтомологом надо родиться?" - Только отчасти: иногда "гены" играют свою роль. Но чаще энтомологами становятся.

С.О. -- Если бы ты мог начать жизнь сначала -- какой бы ты выбрал путь? -- Я затруднялся с ответом в начале повествования. Теперь, взвесив все, могу твердо сказать: путь энтомолога.

С.О. -- Ты всю жизнь был энтомологом-любителем. Не делал ли попыток стать профессионалом? -- Была одна попытка -- вскоре после выхода на пенсию я подал заявление со всеми полагающимися документами П. Эрнитсу; в Эстонский музей природы. П.Э. отнесся к вопросу положительно, но не было вакансий.

С.О. -- Ты -- любитель комфорта, любитель вкусно поесть; во время экспедиций останавливался в гостиницах. Такое "поведение" оказало свое влияние на результаты экспедиций? -- Безусловно, оно оказало определенное негативное влияние -- я не побывал в наиболее "диких" местах, только несколько раз в жизни ночевал в палатке. Единственное "утешение" -- самому сбору материала я всегда предавался с величайшим энтузиазмом.

С.О. -- Какой у тебя характер? Каковы его отличительные черты? -- Некоторые черты характера меняются с возрастом. В детстве и отрочестве я был робок, довольно замкнут в себе, мало общителен. В зрелом возрасте: твердость и настойчивость в достижении цели; умение контактировать с людьми и учитывать их интересы; добросовестность, откровенность, жизненная активность; быстрота и одновременно тщательность и аккуратность в работе; умение при необходимости принимать решение молниеносно; скромность; умение постоять за себя. Со всем этим сочетаются, однако, определенная внутренняя мягкость, чувствительность, ранимость. Я вспыльчив, но обычно справляюсь со своими чувствами. Честность и доброта отличали меня всю сознательную жизнь.

С.О. -- А отрицательные черты? -- Излишняя доверчивость, пассивность и неумение в решении некоторых проблем бытового плана (например ремонта квартиры), отсутствие "коммерческой жилки", слишком широкий иногда круг интересов в ущерб главным, переоценка своих возможностей во время срочных работ, излишняя откровенность; из положительных качеств забыл упомянуть свою пунктуальность.

С.О. -- Скажи пару слов об отношении к курению, горячительным напиткам и наркотикам. -- Я никогда не курил, за всю жизнь выпил бутылок 10 вина и граммов 400 водки (последней -- "по принуждению" -- я всегда испытывал к ней отвращение); что касается наркотиков, то их никогда (в жизни) и не видел.

С.О. -- Какими качествами должен обладать энтомолог? -- Это: любовь к делу, добросовестность, аккуратность, наблюдательность, эстетическое чувство -- умение подмечать прекрасное, стойкие этические принципы, умение работать с коллегами, твердая рука (в препарировании!), широта взглядов, умение выделить в работе главное, активность в полевой деятельности, умение учиться всю жизнь; умение рисовать очень желательно. Но главное, конечно -- компетентность в своей области, "глаз специалиста".

С.О. -- Какова роль специализации? -- Специализация, конечно, необходима. В то же время я особенно уважаю специалистов, обладающих одновременно широким кругозором; к таковым я отношу и себя. Увы, таких специалистов мало. Больно видеть, как прекрасный специалист по жукам "не узнает" самой обычной нашей, скажем, дневной бабочки -- зорьки, лимонницы, семелы, пестрокрыльницы (не говоря уже о латинских названиях). Или, наоборот -- специалист по бабочкам не может отличить жужелицу от чернотелки, майского жука от июльского хруща.

С.О. -- Тебе доводилось бывать на многих съездах, симпозиумах, собраниях. Как отличить специалиста -- энтомолога от некомпетентного деятеля? -- Нет ничего проще -- для этого достаточно минутной беседы, и сразу становится ясным -- "кто есть кто?". Квалификация и опыт, безусловно, колеблются в очень широких пределах. Но откровенно "слабых" энтомологов я встречал редко. Они просто не желают общаться, уходят от энтомологических тем. Увы, среди таковых было и несколько кандидатов наук...

С.О. -- В чем состоит различие между энтомологом-любителем и энтомологом-профессионалом?-- Трудно однозначно ответить на этот вопрос. Есть разные любители -- и просто коллекционеры, и любители, работающие на профессиональном уровне. Если первых интересует только личная коллекция и ее рост, то вторые ведут и научную работу-- обрабатывают не только свои материалы, пишут работы, публикуют; между ними и энтомологами научных учреждений принципиальных различий нет.

С.О. -- С какой областью энтомологии связана твоя деятельность? -- Это фаунистика -- изучение фауны (ее состава, особенностей, происхождения) какого-либо региона. Что касается специализации, то она менялась в течение жизни и отражена в настоящих заметках.

С.О. -- Из тропических стран ты посетил только Кубу и, к сожалению, не вполне удачно. Хотел ли посетить другие экзотические страны и какие? -- Желание и его реализация -- разные вещи. Конечно хотел, но до 1992 года с выездом за рубеж было сложно, потом разными путями "ушли" сбережения. Хотел побывать в Центральной и Южной Америке -- Коста-Рике, Венесуэле... Такие поездки могут быть захватывающе-интересными, во время поездок можно собрать прекрасные коллекции и, возможно, даже открыть новые виды. Но для науки они дают мало -- чтобы более или менее изучить фауну, надо жить на месте не менее нескольких лет.

С.О. -- Возможно, что ты не захочешь по скромности ответить на этот вопрос, но тем не менее: какова твоя роль в эстонской энтомологии второй половины 20-го века? -- Да, действительно на такие вопросы обычно отвечают: "Об этом судить коллегам" или нечто подобное. Но здесь есть один нюанс. Все ли знают коллеги? И все ли они объективны в своих оценках? Ответ прост -- едва ли всё и скорее всего не все. Говоря откровенно, я сам, до составления настоящих заметок, не помнил всех аспектов своей деятельности. Энтомолог обязан быть честным и объективным всегда. Поэтому я отвечу на этот вопрос прямо и по возможности кратко. И, конечно, я не считаю такую оценку проявлением нескромности. Я скажу только о своем вкладе в эстонскую энтомологию как колеоптеролога-фауниста, поскольку бабочками -- занимался значительно меньше. Бесспорным лидером колеоптерологии Эстонии 20-го века был академик Х. Хаберман -- ученый, теоретик и организатор науки, человек энциклопедических знаний, один из крупнейших энтомологов бывшего СССР. В период 1930-1993 гг. было опубликовано более 30 работ Х.Х., посвященных жукам, в том числе и две крупные монографии (по Halticinae и Carabidae) и приведено около 440 новых для Эстонии видов. На втором месте по числу работ находится Г. Милендер (21 работа (Из которых 3 были вьшолиеиы с соавторами) -- в период 1971-1998 гг.). Работы Г.Милендера -- небольшие. В основном статьи и монографии, несравнимо меньшие по листажу. Однако в этих работах приводятся данные по 276 новым для Эстонии видам жесткокрылых (с учетом рукописей -- по 315 видам), из которых 60 собрано Г. Милендером лично. Ни один другой колеоптеролог Эстонии не привел в своих работах и 1/10 от вышеприведенных значений новых видов. Эти цифры навсегда останутся недосягаемыми -- инвентаризация эстонской колеоптерофауны близится к своему завершению. Сказанное -- только один аспект моей деятельности, не более. Я намерен ответить на этот вопрос в главе 21 "Мой путь в фаунистике".

С.О. -- В заголовке главы 14 упоминается слово "популяризатор". В чем выражалась твоя деятельность популяризатора? -- Деятельность в первую очередь художественная -- я иллюстрировал многие статьи по насекомым в журнале "Eesti Loodus", писал сам ("Жуки на почтовых марках"), иллюстрировал энциклопедии, определители, рисовал плакаты; выступал на радио, по телевидению. Пассивная популяризация -- заметки о моей деятельности в газетах, короткометражный фильм. Я надеялся, что энтомологией заинтересуется кто-то из молодежи, но увы...

С.О. -- Пару слов о продолжателях твоего дела. -- Наиболее активны У. Роозилехт и И. Сюда, с ними составлено совместно и несколько научных статей. Время покажет на что они способны.

С.О. -- В Латвии твои работы отмечены несколькими дипломами. А в Эстонии? -- В Эстонии я не участвовал в конкурсах в области энтомологии, дипломами награждался на своей работе -- за лучшие проекты, за ДНД ("Народную Дружину"), на конкурсе самодеятельности -- за рисунки; конечно, и в дни юбилеев. Запомнился 1982 год -- сразу несколько важных дат: мне исполнилось 50, 25 лет труда в Эстпромпроекте, 25 лет членства в Эстонском обществе естествоиспытателей, "моего общества" -- почти все мои научные работы выполнены под эгидой этой организации. Я получил много разных поздравлений, но в обществе, очевидно, про меня забыли... Правда, вспомнили в 40-летний юбилей моей работы в обществе -- я был рад письму; каково же было узнать, что это -- напоминание о неуплаченном за 1997 год членском взносе!

С.О. -- О твоих плакатах говорили немало хорошего. А твое мнение, вернее оценка? -- Я, как художник, лучше вижу плюсы и минусы своих работ. Возьмем плакат с дневными бабочками. Я рисовал его 3 недели; разумеется, если бы делал 2 месяца -- качества было бы выше; однако покупатель не заметил бы разницы. Вывод -- стараешься в общем для себя, но не все "картинки" получаются одинаково хорошо. Моя общая оценка: плакат выполнен на международном уровне; это не значит, что он идеален.

С.О. -- Лучшие твои работы? -- Это иллюстрации жуков Литвы (библ. № 94), бражники (библ. №7, наст. заметки), отдельные бабочки плаката "Австралия" и, увы -- те, которые я еще планировал сделать...

С.О. -- Лучшие научные работы? -- Обозначить "лучшие" довольно трудно. Но особенно дороги мне "Определитель жуков-дровосеков Эстонии" (библ. № 41), работа по афодиинам (в соавторстве с И.С. и У.Р. библ. № 66) -- она основана на моей многолетней работе по навозникам, она -- память о моих "золотых" шестидесятых; а из. рукописей -- "Дровосеки Эстонии" (библ. № 32).

С.О. -- Твое отношение к славе? -- В прошлом году к нам приходила одна знакомая моей жены. Узнав о моей энтомологической, активной деятельности, знакомая осведомилась: - Лия, что же заставляет Георгия так много, да еще без оплаты, работать? -- Стремление к славе -- ответила моя жена. Я услышал разговор из своего кабинета и мне стало грустно... Слава, известность -- они никогда не прельщали меня; вся моя энтомологическая работа всегда вдохновлялась только интересом и любовью к насекомым. При этом я не считаю само стремление к славе (тщеславие) отрицательной чертой характера -- оно нужно многим людям, в первую очередь спортсменам, являясь важным стимулом (помнишь лозунг -- "Молодые люди, занимайтесь спортом -- вас ждут слава, деньги и любовь женщин!"). В то же время говорить о славе энтомологов беспредметно -- даже и крупнейшие из них мало кому известны. Слава и известность проходят быстро, забывается все. Но в энтомологии, как и во многих областях науки и культуры, есть свои особенности. Я, как и другие энтомологи, оставившие научное наследие, обессмертил свое имя. Пройдут столетия и, тем не менее, энтомологи будут помнить нас по нашим работам, будут ссылаться на нас, как мы сегодня ссылаемся на авторов прошлого века... И это не может оставить меня безразличным.

С.О. -- Бывал ли ты на краю гибели? -- На краю гибели я находился два раза: первый -- на горе Мтирала в 1954 году -- я уже упоминал об этом; второй -- вблизи гостиницы "Олимпия", когда (Лия была со мной) при отсутствии достаточной видимости я пошел на обгон; только чудом удалось избежать столкновения со встречной "Волгой".

С.О. -- Скажи, где лежат в Эстонии места, близкие твоему сердцу? -- Любимые места... Их так много... Но пелена времени не скрыла их от меня... Мои любимые -- это окрестности, вернее окраины, города Таллинна, особенно вдоль шоссе на Вильянди; это Локса и окрестности Крунди; это научная станция Пухту; это незабываемые места -- леса, луга, сады, побережья -- на островах Кихну, Хийумаа, Вормси, Муху... Многие из неназванных сильно изменились -- заросли лесом, например, Метса. Многие уже нельзя посещать -- частные владения. Совершенно забыл упомянуть Паливере-- одно из красивейших когда-то мест Эстонии, теперь обезображенное вырубкой и трамплином на уникальном склоне.

С.О. -- А вне Эстонии? -- Это Башкирия -- многие ее места и Уфа -- вдвойне, места детства.

С.О. -- Сейчас демократия, бояться нечего, "гуляют" кое-где и фашисты. Твои политические убеждения? -- Они менялись. Я в детстве и юношестве мало интересовался политикой. До поступления в 1955 году на работу искренне верил пропаганде. Но постепенно... я стал диссидентом -- мне наконец-то открылась истина... Как и многие другие, я вступил в партию -- мне просто надоели уговоры. Моя мама, беспартийная, но верная "общему делу", пугалась моим домашним разговорам на темы политики... Из партии я вышел при первой возможности. Как и большинство русского населения, я приветствовал установление независимости Эстонии. Что волнует меня сейчас? -- Это страшный рост преступности. Что касается материального благополучия в нашей семье -- то здесь все в порядке. На пенсии, конечно, не прожить -- но для чего-то существует "частная инициатива". Но в общем, конечно, "делец" из меня никудышный.

С.О. -- Твоя любимая музыка? -- Как ни странно, это блатные песни, а также цыганские и некоторые лирические. Фонотеку я собирал в основном в 1975-1985 годах. Я легко запоминаю мелодии и слова, имею музыкальный слух и нередко напеваю себе дома любимые песни. Люблю многое из песен Михаила Гулько, Михаила Шуфутинского, Вилли Токарева...

С.О. -- Последний вопрос -- твоя любимая еда? -- Прошло почти два года, как ее нет -- я, увы, на диете. До этого любил летом окрошку и суп из щавеля, из второго -- голубцы, из сладкого-- хлебный кисель, манный мусс, торт "Наполеон" в неподражаемом исполнении Лии, хворост.

21. Мой путь в фаунистике

На странице 35 я упоминал о работах Х. Хабермана, посвященных жукам Эстонии. В их составе и 2 определителя (Halticinae -- земляные блошки и Carabidae - жужелицы) и статья о новых для Эстонии стафилинидах (Haberman, 1983, Beitrag zu Enumeratio..., Not. Entomol. 63:97-110) с перечнем 239 видов. Но, к сожалению, приведенные в этих (и других) работах виды жуков на 95% лишены тех или иных фаунистических данных. Таким образом колоссальная работа, проведенная Х.Х., оказалось обесцененной -- эти данные остались неопубликованными, неясности остаются и, в дальнейшем, увы, кому-то придется заново выполнять эти работы. Например в упомянутой работе по стафилинидам неизвестно: кто собрал этот исключительно ценный материал, в каких коллекциях он хранится, где собран (даны только точки на мелкомасштабной карте); нет дат и условий сбора, числа экземпляров.

Я решил идти другим путем. Приводимые фаунистические данные для новых в регионе видов должны быть максимально подробными, для других -- тем детальнее, чем реже встречается вид. Желательны карты распространения, фенограммы, характеристики использованных коллекций. Должно быть совершенно ясно, что выполнил автор работы, что собрал. Не должно быть места плагиату (который я ненавижу всей душой); к сожалению плагиат в ряде случаев наблюдается. Чем точнее мы приводим данные, тем меньше возможностей для плагиата. Во всех своих фаунистических работах я придерживался этих принципов, все 315 описанных мною новых для Эстонии видов (см стр. 60) снабжены подробными характеристиками. При работе с трудными группами необходимо обязательно привлекать специалистов -- без этого работа ничего не стоит. Мне помогали Р. Ангус, А. Г. Кирейчук, Б.А. Коротяев, С. А. Курбатов, О.Л. Крыжановский, Г.С. Медведев, В. Монсявичюс и другие.

Что касается определителей на региональном уровне -- они, как правило, не нужны, значительно надежнее и удобнее использовать работы специалистов европейского ранга (очень удобны и определители по Польше); почти всегда это -- единственный возможный путь.

22. Мои коллеги и друзья

12 лет сборов прошли в "гордом одиночестве" -- как я уже писал выше (глава 4), и лишь в 1953 году я познакомился со своими первыми коллегами -- И. Милендером и В. Соо. Тогда я даже и не подозревал, что через несколько десятилетий буду знаком и буду переписываться более чем со 100 энтомологами и любителями из многих стран мира.

Каким же образом мне выпало счастье обрести столько коллег и друзей? -- Основой этого были два обстоятельства. Первое и главное -- я стремился к личным контактам. Обладая открытым и дружелюбным характером, я легко сходился с людьми. Когда с годами я стал опытным энтомологом, я до конца понял, какое важное значение занимают коллеги в жизни каждого ученого. Это и обмен мнениями, это и научная информация -- обмен сепаратами, книгами, это совместные работы, это помощь в определении материала и обмен последним, это дружеские встречи -- прием дорогих гостей "у себя" и пребывание "в гостях", откровенные беседы. Второе -- и я уже упоминал о нем -- это мои служебные командировки 1955-1992 годов, которые позволяли как навещать коллег, так и завязывать новые знакомства.

Как бы я хотел на этих страницах отдать должное каждому из них, моих коллег, отдать должное памяти каждого, кого уже нет с нами -- но, увы, дорогой читатель, это невозможно из-за ограниченности времени и из-за ограниченности объема моих записок.

И все же хотя бы кратко о нескольких из них я расскажу. Вахтер Олев. Коллекщионер-любитель с острова Муху. Я познакомился с О. в 60-х годах, он в течение ряда лет собирал бабочек на Муху. Затем он учился в институте и я имел возможность общаться с О. в Таллинне, он часто ко мне заходил. О. уже давно не собирает, но сохранил в сердце любовь к природе; несколько лет назад мы составили с ним статью по дневным бабочкам его родного острова. О. -- очень отзывчивый, веселый человек, несколько раз помогал мне в трудных ситуациях. О. -- один из старейших моих коллег; он, работая теперь в Таллинне, регулярно меня навещает, мы беседуем о насекомых, о жизни... Вийдалепп Яан. Мы познакомились почти 40 лет назад -- Яан был студентом ТГУ, я -- молодым коллекционером. В период с 1960 по 1965 год мы совершили ряд совместных экскурсий по ловле бабочек, потом много переписывались, встречались... Теперь Я.В. -- ведущий эстонский лепидоптеролог, доктор философии. Я сотрудничал с Я.В. и как художник -- рисовал бабочек для определителя. Я.В. -- исключительно трудолюбивый и компетентный ученый, выдающийся талант. Изенбек Борис Александович. Лепидоптеролог-любитель из Акмяне (Литва). Я переписывался с ним более 20 лет; 11 лет назад смог навестить Б.А. и ознакомиться с его уникальной коллекцией дневных бабочек мира -- она произвела на меня неизгладимое впечатление, она была воплощением его любви к этим прекрасным созданиям, его огромной работоспособности. Б.А., милый скромный человек, со своей супругой гостил однажды у меня. Коротяев Борис Александович. Я познакомился с Б.А. в ЗИН-е, в начале 70-х годов -- он проходил аспирантуру под руководством проф. М.Е. Тер---- -Минасян. Теперь Б.А. -- выдающийся, всемирно известный специалист по фаунистике и систематике жуков-долгоносиков (Curculionidae), описавший множество новых для науки видов. Он оказал мне большую помощь в определении. Бывая зимой в Ленинграде, я всегда заходил в ЗИН, чтобы встретиться с Б.А. Наши беседы проходили в теплой, дружеской обстановке и касались не только энтомологии. Б.А. работал очень интенсивно, наша переписка была потому ограниченной. Успехов тебе в жизни и любимой работе, Борис! Крыжановский Олег Леонидович. Я познакомился с О.Л. в 1959 году, в ЗИН-е. С тех пор в течение 35 лет мы поддерживали самые теплые отношения, регулярно переписывались, встречались в ЗИН-е и на конференциях ((в 1960 году О.Л. с супругой посетили и Таллинн), обменивались работами, материалом. О.Л. оказал мне неоценимую помощь во всех аспектах моей энтомологической деятельности (я писал об этом выше). О.Л. был (его не стало в июне 1997 года), безусловно, одним из крупнейших колеоптерологов 20-го века, всемирно известным ученым. Его эрудиция и исключительная работоспособность всегда восхищали меня. Он был одним из самых гениальных людей, с которыми мне довелось общаться в жизни. Он знал многих колеоптерологв-любителей и заботливо, с пониманием, к ним относился. Кондаков Николай Николаевич. Крупнейший художник-анималист по насекомым, Н.Н. был значительно старше меня. Сколько раз встречались мы в Москве у Н.Н.! (познакомились еще в 60-ые годы). Я получил от него немало ценных советов в области рисования, он радовался моим успехам в этом деле. Исключительно доброжелательный, открытый и интересный в общении человек, Н.Н. много рассказывал о своей жизни; он был и собирателем насекомых. В гостях у Н.Н. я чувствовал себя, как дома; его праздничные поздравления нередко сопровождались лично выполненными интересными рисунками. Марнот Тийт. Познакомились мы в 1957 году, вместе совершили множество экскурсий, бывали в совместных экспедициях... Совместные интересы значат многое, наше знакомство переросло в дружбу. Т. стал одним из крупнейших лепидоптерологов-любителей Эстонии, написал ряд научных статей. Его прекрасной коллекции могут позавидовать многие энтомологи. Т. отличают основательность, высочайшее качество расправления, аккуратность в ведении дневников, умение рисовать бабочек, фанатический к ним интерес, открытый и добродушный характер. Вклад Т. в изучение бабочек Эстонии трудно переощенить; за пределами Эстонии он поймал и 2 новых для науки вида. Меривее Эрмер. Интересовался как жуками, так и бабочками; мы познакомились в 1960 году; наши отношения быстро стали дружескими, мы неоднократно встречались, вместе собирали. Преждевременная смерть Э. в возрасте 30 лет была для меня большим ударом. Эрмер был веселым по нраву, компетентным по знаниям. Таким он и остался в моей памяти. Пилецкис Семен Авьяшевич. Меня познакомил с С.А. О.Л.Крыжановский, знакомство состоялось в ЗИН-е. Мы быстро сблизились на почве общих колеоптерологических интересов, стали друзьями. С.А. оказал большую помощь во время наших сборов в Литве, благодаря С.А. удалось и опубликовать некоторые результаты этих сборов. В течение нескольких десятков лет мы обменивались литературой -- своими работами, переписывались. Общение с С.А. всегда приносило мне радость; один год (1989) я посвятил иллюстрации 2-го тома его капитальной работы по жукам Литвы. Проценко Александр Изосимович. И с А.И. я познакомился в ЗИН-е (теперь Зоологический институт Российской АН) -- месте "паломничества" энтомологов существовавшего тогда СССР. Я сразу понял, что А.И.-- человек "старой закваски" в лучшем смысле слова -- внимательный, предупредительный, отзывчивый, человек высокой внутренней культуры. Специалист по пластинчатоусым жукам Киргизии, к которым относятся и жуки-навозники, он был для меня "идеальным" коллегой -- я тогда как раз и занимался этой группой, совершил для сборов навозников две поездки в Среднюю Азию. Я пригласил А.И. в Таллинн и он с радостью согласился. Начало нашей долгой дружбе было положено -- дружбе основанной на сходстве характеров на сходстве интересов, на взаимопонимании... В 1979 году, во время нашей экспедиции в Среднюю Азию, мы вначале посетили Киргизию. А.И. сделал все, чтобы наша экспедиция прошла успешно -- устроил нас в гостинице, познакомил нас со своим аспирантом Т. Калтаевым, с которым мы совершили несколько интересных поездок, организовал "прием" в летнем лагере энтомологов в горах, где познакомил нас с другими сотрудниками Зоологического Института. Прошли годы, мы долго, регулярно переписывались, потом связь оборвалась -- А.И. "пропал". Я встретил А.И., теперь уже доктора наук, случайно -- 9 лет назад в Киеве. Он сменил и место жительства, и место работы -- его, увы, стали преследовать. Это была наша последняя встреча. Ремм Ханс. Мы познакомились в далеком 1958 году -- 43 года назад. Моя жизнь и научная работа во многом связана с этим выдающимся человеком. Х.Х. был (он умер в 1986 году) одним из наиболее компетентных энтомологов Эстонии, большим специалистом по ряду двухкрылых и бабочкам-совкам и, одновременно, энтомологом широкого профиля; он хорошо знал и жуков. Залогом его успехов, кроме природной одаренности, была фантастическая работоспособность и фанатическая любовь к энтомологии. Мы не раз встречались -- я иллюстрировал его определитель жуков Эстонии (написанный совместно с Э. Меривее), обрабатывал его сборы жуков, летящих на свет (я уже писал об этом), он (совместно с академиком Х.М. Хаберманом) принимал у меня экзамен кандидатского минимума по энтомологии... Х.Р. был замечательным человеком; почему-то смерть вырывает из рядов ученых в первую очередь самых достойных... Тихонравов Михаил Клавдиевич. Когда 35 лет назад я познакомился в Москве с любителем-энтомологом по пластинчатоусым жукам, М.К. Тихонравовым, побывал в его маленькой, заставленной вещами, квартире, я, конечно, не догадывался, что М.К. -- великий ученый с мировым именем. Он, как и его работа, в то время были закрыты от общественности маской секретности. Краткий некролог был послан мне его вдовой со многими другими материалами, которые к сожалению, не сохранились-- время безжалостно. Понятно, что нигде не говорилось о его любительской деятельности. А между тем М.К. был хорошо известен как специалистам-энтомологам, так и любителям. Он помогал мне в познавании мира навозников-афодиев, мира, в котором я тогда только начинал разбираться -- какое важное значение имела для меня его дружеская помощь! С каким интересом слушал я его рассказы о путешествиях, об охоте, об азах техники определения этих жуков. М.К. щедро делился со мной своим опытом, своими знаниями...

Он был рад, что в моем лице обрел единомышленника, коллегу, понимающего толк в этом удивительном хобби. Наши беседы продолжались часами и только много лет спустя, с горечью в сердце прочитав этот скромный некролог, я понял, чего стоили М.К. эти беседы-- безусловно, время его было расписано по минутам... Я преклоняюсь перед памятью М.К.-- человека многогранного таланта, сумевшего проявить себя в столь далеких друг от друга областях.

Итак, дорогой читатель, начав свой рассказ о своих коллегах со скромного любителя, я кончаю его рассказом о корифее науки. Я уже писал о Х. Хабермане выше, не совсем удачно назвав его "бесспорным лидером-колеоптерологом Эстонии 20-го века"; точнее, он был крупнейшим колеоптерологом Эстонии всех времен. Я познакомился с Х.Х. в середине 50-х годов; моя научная деятельность во многом была связана с этим гениальным ученым, во многом он был для меня примером. На своем долгом пути энтомолога я общался со множеством ученых; среди них Х.Х. по эрудиции, широте кругозора, энциклопедичности знаний, пониманию теории и практики занимал особое место. Мы встречались с Х.Х. и в поле -- во время экскурсии Общества Естествоиспытателей, и в тиши его кабинета директора Института зоологии и ботаники в Тарту; он высоко ценил как мои научные работы, так и рисунки насекомых. Как жаль, что мне не довелось иллюстрировать монографию Х.Х. по жужелицам Эстонии (Eesti jooksiklased, 1968), в которой он использовал и мои коллекции; качество тотальных рисунков, выполненных лаборантом Х.Х. по признанию энтомологов, оказалось в этой работе неудовлетворительным. По заказу Х.Х. я выполнил цветные рисунки жуков-стафилинид; смерть Х.Х. прервала его работу по последним. Незадолго до кончины Х.Х. передал мне многие свои материалы -- журналы, сепараты и, наконец, свою самую крупную работу -- докторскую диссертацию (Жесткокрылые зоны побережья..., 1950). Это было символично -- это была как бы передача эстафеты из рук в руки; передача дела жизни... Теперь я могу с удовлетворением констатировать -- я продолжил колеоптерологические исследования в Эстонии, Х.Х. передал эстафету в надежные руки.

В заключение скажу пару слов и о двух великих энтомологах нашего времени -- Николае Николаевиче Плавильщикове, специалисте по жукам-дровосекам, и Сергее Ивановиче Медведеве, специалисте по пластинчатоусым жукам. Они были колеоптерологами широкого профиля, специалистами самого высокого класса. Я имел счастье познакомиться с ними и немного переписывался; я посылал им данные по фауне Эстонии и получал по ним отзывы. Я не знаю, рисовал ли Н.Н.; но С.И. был превосходным рисовальщиком.

Я рассказал кратко только о нескольких своих коллегах. Но я помню всех. Спасибо вам, мои дорогие коллеги и друзья! Спасибо за наши совместные работы, спасибо за теплые слова в мой адрес, за помощь, за сотрудничество, которое было плодотворным! Спасибо за письма! Спасибо за теплые человеческие отношения! Без всех вас моя жизнь энтомолога не была бы столь счастливой, а научные работы настолько полноценными; не были бы столь -- интересными экскурсии и экспедиции.

23. Статьи, статьи...

Просмотрев рукопись настоящих заметок, я обнаружил, что забыл рассказать о некоторых работах последних лет; спешу ликвидировать это упущение.

Еще в 1977 году я решил написать статью о жуках на почтовых марках. Я превратился в филателиста -- в течение года собирал марки по этой теме (включив в "область интересов" и марки с бабочками) и в 1978 году работа была готова (на цветных иллюстрациях показан 31 жук, в тексте приведены комментарии по каждому виду; см. рисунок). Статья (на эстонском языке) была опубликована в журнале "Eesti Loodus" (библ. № 32) и пользовалась большим спросом.

В 1993 году я выполняю заказные работы -- научно-популярные статьи о жуках и бабочках о. Хийумаа (библ. № 68, 69), а в 1996 году -- совместно с энтомологом Латвии А. Баршевскисом -- составляю статьи по долгоносикам и жужелицам (библ. № 88, 89) -- мои рукописи остались у него, но в дальнейшем он перестал писать. Продолжаю сотрудничество с журналом "Известия АН"; о двух статьях я упоминал выше, скажу о еще двух: "Ощупники Эстонии" (библ. № 67) и "Пыльцееды Эстонии" (библ. № 71). В статье о скрытноедах коллекции В. Соо, новых для Эстонии (28 видов, библ. № 24), написанной на английском языке и напечатанной на принтере, приводится аннотированный список этих видов. Небольшая статья о горбатках, составленная по материалу, определенному специалистом-- В. К. Односумом, рассказывает и о некоторых эстонских видах, новых для всей Северной Европы.

В статье о наиболее интересных находках жуков в Эстонии, посланной в тот же журнал, приводится аннотированный список 91 вида; 20 из них -- новые для Эстонии (Точнее не указанные для Эстонии в каталоге (Silfverberg, 1992)) (собранные Г.М. лично отмечены звездочкой): *Quedius longicornis Kr., *Stenus assequens Rey, *S. opticus Grav., *Micropeplus staphylinoides Marsh., *Teretrius fabricii Mazur, *Saprinus planiusculus Motsch., *Myrmetes paykulli Kanaar, * Dendrophilus pigmaeus (L.), Amphotis marginata (F.), Thalycra fervida (Ol.), Cyllodes afer (Hbst), *Psammoecus bipunctatus (F.). *Sericoderes lateralis (Gyll.), *Orthocerus crassicornis Er., Pselaphorhynchites interpunctatus (Steph.), Trachyphloeus scabriculus (L.) Chlorophanus graminicola (Shцnh.), Bagous lutulentus (Gyll.), *Magdalis memnonia (Gyll.), Ceutorhynchus angulosus Boh.

Рукопись работы "К фауне жуков рода Onthophagus (Coleoptera, Scarabaeidae) Эстонии" была составлена в 1995 году (библ. № 113) и выполнена в апреле-мае 1998 года.

Рукопись работы "К фауне скрытнохоботников подрода Marklissus Reitter рода Ceutorhynchus (Coleoptera, Curculionidae) была закончена 7 сентября 1998 года и не вошла в библиографический список.

Последний составлен на 12 листах и датирован 09.03.1998; список приложен к настоящей работе "Путь энтомолога".

В 1998 году составлена также рукопись: "Методика расправления мелких жесткокрылых" (Coleoptera) -- библ. № 105.

24. Международное сотрудничество

Я сотрудничал с энтомологом Дании Эйвиндом Пальмом в создании первого тома сводки по долгоносикам Северной Европы (Е. Palm. Nordeuropas Snudebiller I, 1996), обеспечивая информацию по фауне Эстонии. О сотрудничестве с Х. Сильфербергом в создании каталога жесткокрылых (Н. Silfverberg. Enumeratio Coleopterorum Fennoscandiae, Daniae et Baltiae. 1992) я писал выше.

Большое значение имело для меня сотрудничество с информационным обществом "Curculio", в которое я вступил в 1977 году. Несколько лет спустя я принимал участие в Международном (Финляндия - Эстония) картировании 24 видов насекомых (вариант мониторинга); в 1989 году, кроме меня, в работе принял участие еще 21 энтомолог из Эстонии (см. Notulae Entomol., 69: 191-194, 1990).

Сотрудничество со многими энтомологами мира заключалось также в рассылке, по их просьбам, оттисков моих научных статей. В последние годы эту деятельность я был вынужден сильно ограничить по причине недоступных цен почтовых услуг.

25. Мой вклад в энтомологию

Подводя итоги своей энтомологической деятельности за 60 лет (1941-2001) отмечу следующие основные результаты:

• Описано 315 (Из них 7 -- с соавторами) новых для Эстонии видов жесткокрылых (из них по 286 видам данные опубликованы). Лично открыто 60 видов.

• Описано 76 новых для Прибалтики видов жесткокрылых, из них 7 -- новые для всего региона бывшего СССР.

• Описан 51 новый для Литвы вид жесткокрылых (из них 26 -- с соавторами).

• Собрана коллекция жуков и бабочек (около 600 000 экз.) -- одна из крупнейших коллекций Эстонии. В частности, в составе генеральной (поставленной) части коллекции: наиболее полные в Эстонии (по совокупности числа видов и числа экз.) коллекции: афодиин (Aphodiinae) -- 31 вид, более 2000 экз. монотомид (Monotomidae) -- 7 видов, 56 экз.; дневных бабочек (Hesperiodea, Papilionoidea) Таллинна -- 63 вида, более 762 экз..

• Выполнено 72 научных и научно-популярных работ, 38 из них опубликовано (в том числе с соавторами -- 10). Важнейшие работы: 1. Дровосеки (Col., Cer.) Эстонии. Рига, ЛГУ, 126+ 8 стр. 1975 (дипл. р., рукоп.); 2. Eesti siklaste (Cer.) maaraja. ТА LUS. 64 стр.; 1978; К фауне жуков-долгоносиков (Col., Сurс.) города Таллинна. -- Riikl. Loodusmuuseum, II, 57-86. 1983; Hiiumaa mardikalised (Col.). Kardla, 118 стр., 1993; Butterflies of Tallinn. 174+2 стр., 1997 (книга-рукопись с 249 иллюстрациями., из которых 50% - цветные) (В 2000 году закончена вторая редакция этой книги-рукописи, переработанная и дополненная, с 300 иллюстрациями, из которых 170 -- цветные).

• Материал собран в ходе более 2.5 тысяч экскурсий (Эстония, Латвия, Литва, Карпаты, Кавказ, Башкирия, Средняя Азия и другие места). Распределение экскурсий по годам показано на графике. Наиболее полно изучена фауна островов Хийумаа, Муху, Вормси; города Таллинна; Национального парка Лахемаа.

• Разработана методика быстрого препарирования мелких жесткокрылых.

• Разработан и внедрен колеоптерологический мониторинг в Эстонии (1994-1995).

• Составлены (совместно с И. Сюда) карты распространения дровосеков Эстонии (первый том атласа насекомых -- 1997).

• Выполнено более 1700 цветных иллюстраций насекомых (определители, энциклопедии, статьи в журналах, плакаты, отдельные рисунки), опубликованных как в Эстонии, так и за ее пределами, и длинный ряд черно-белых иллюстраций.

• Осуществлена помощь другим энтомологам Европы в порядке международного сотрудничества (Н. Silfverberg. Enumeratio Coleopterorum Fennoscandiae, Daniae et Baltiae. 1992; Е. Palm. Nordeuropas Snudebiller I, 1996).

• Собрана библиотека (книги, журналы, брошюры, сепараты), всего более 1000 единиц хранения.

26. Энтомология и культура

Как известно, культура -- это человеческие силы и способности, реализуемые в его деятельности. Наука является частью культуры; частью культуры является и энтомология-- наука о насекомых.

Академик Х. Хаберман, по словам эстонского энтомолога В. Маавара (Maavara, V. Sхit see utles sхnuda. Eesti Loodus, 1991, 7:470-474. ), не раз подчеркивал мысль, что "любительская энтомология, как деятельность, является одним из лучших показателей уровня культуры народа -- деятельность энтомологов-любителей не стимулирует личная экономическая выгода или политические цели, а стимулирует только потребность в духовном обогащении". Это, безусловно, так, хотя с позиции сегодняшнего дня, нельзя не отметить, что и в коллекционировании насекомых, основе любительской деятельности, теперь иногда реализуются и коммерческие цели -- ловля редких видов для их сбыта, купля-продажа. Но это -- не главное; последние аспекты деятельности некоторых любителей (а также некоторых энтомологов-профессионалов) легко объяснить -- для существования нужны средства.

В Скандинавских странах и в Финляндии энтомологическая культура находится на очень высоком уровне; мы в этом отношении (имею в виду Эстонию) отстаем довольно значительно. Приведу два примера.

Первый пример. В Финляндии (население -- 1981 год -- 4.8 млн. человек) в обществе исследователей бабочек (Suomen Perhostutkijain Seura) насчитывается более 800 членов. В Эстонии (население -- 1981 год -- 1.485 млн. человек) людей, интересующихся бабочками, вместе с профессионалами около 40 человек, из которых большинство являются членами Эстонского общества лепидоптерологов (основано в 1998 году).

Второй пример. В Финляндии в 1981 году был задействован проект по картированию насекомых. Было отобрано 24 наиболее заметных и характерных видов бабочек, жуков и некоторых других насекомых; для реализации проекта были привлечены широкие круги энтомологов (в основном, любителей), которые по своим наблюдениям заполняли опросные листы. В программе участвовало большое число энтузиастов (например в 1982 году -- 468 человек, всего 6073 наблюдений (Notul. Entomol., 1983, 63:69-80); в 1989 году -- 307 человек, всего 6088 наблюдений (Notul. Entomol., 1990, 69:175-190)).

В 1989 году к указанному проекту была подключена и Эстония; у нас участвовало в проекте 22 человека (из них 13 -- любителей), приславших 612 наблюдений (Notul. Entomol., 1990, 69: 191-194), я также принимал участие в этой, очень интересной работе.

O чем говорят приведенные цифры? В Финляндии насекомыми интересуется значительно большая часть населения, чем в Эстонии -- в Финляндии в вышеприведенной программе участвовал 1 человек из 15,7 тысяч, в Эстонии -- 1 человек из 67 тысяч. В то же время наши наблюдатели были активнее: на 1 корреспондента в Финляндии пришлось в среднем 20 наблюдений, в Эстонии -- 28 наблюдений.

В чем же заключается причина меньшей популярности насекомых в нашей стране? Нет ли в этом и моей вины, вины человека, длительный период работавшего в области энтомологии? Мне кажется, что возможны две основные причины. Во-первых, более низкий уровень жизни, не оставляющий достаточно времени для любительства и, в частности, для любительской энтомологии. Во-вторых, более низкий уровень популяризации энтомологических знаний среди населения. 0 своем вкладе в последнюю я уже писал выше; могу добавить, что я прочитал также лекцию по насекомым на семинаре преподавателей биологии и выступил с аналогичной беседой в одной из школ Таллинна в 1997 году. Мои научно-популярные статьи по жукам и бабочкам острова Хийумаа (библ. № 68, 69), выполненные в 1993 году по заказу Р. Пост, насколько мне известно, до сих пор не опубликованы.

Что касается моих плакатов, то я планировал выпустить их целый ряд, как посвященных нашим жукам и бабочкам, так и экзотам. К сожалению, издательства не поддержали этих планов, хотя их реализация сулила большие доходы. Таким образом, на сегодня разошлись большим тиражами только 3 -- дневные бабочки, жуки и ночные бабочки. Возможно, что я не проявил достаточной активности, но нельзя забывать, что работа над плакатами приносила удовлетворение художника и деньги, не давая ничего энтомологической науке.

Поскольку в энтомологии я всю жизнь работал как любитель, хочу сказать несколько слов о любительской энтомологии. Во все времена энтомологам-любителям принадлежала ведущая роль в сборе насекомых и создании коллекций -- неоценимых сокровищ, фундаменте наших фаунистических знаний. Среди энтомологов-любителей -- имена и известных деятелей многих областей человеческой активности. Из писателей назову С.Т. Аксакова, В. Набокова (роман последнего "Лолита" известен всем, но мало кто знает, что В.Н. в молодые годы собирал дневных бабочек и опубликовал несколько научных статей). Из художников -- Г. Рейндорфа, Н.Н. Кондакова.

Из академиков -- М.К. Тихонравова. Из миллионеров -- Вальтера Ротшильда. Из врачей-- Роберто Кальдара, Г.А. Лозе. Из военнослужащих -- Виктора Мочульского, Н.В. Степанова. Из спортсменов-тренеров -- В.А. Гансона. Из учителей -- В.С. Гребенникова, И.А. Родионова, А.Н. Бочарникова, В.Г. Березенко (из города Тараща Киевской области; он занимался дневными бабочками Украины; мы познакомились с помощью Всесоюзного радио). Из авиадиспетчеров -- Э.Я. Берлова... 0 некоторых я упоминал выше, имена некоторых известны всем энтомологам мира; список любителей бесконечен...

И так же бесконечен сам мир насекомых -- удивительно разнообразный, удивительно многокрасочный мир вокруг нас. Мир, о котором очень мало рассказывают телепередачи о -- природе, радиопередачи; мир, о котором не найдешь ни одной видеокассеты из сотен, выставленных на витринах киосков; мир, научно-популярных книг о котором явно недостаточно. И -- главное -- мир, который в природе не видит большинство людей и который остается для них тайной. Я уверен, что пройдут годы и в 21 веке человечество лучше узнает этот мир.

А в заключительной главе я расскажу о том, что дал этот мир мне.

27. Насекомые -- мои друзья

Что дали мне мои друзья -- насекомые за 60 лет общения с ними? -- Это:

• Радость общения. Где бы я ни был -- везде меня окружали насекомые, жуки и бабочки, мои друзья, тысячи из которых я знаю в лицо -- их внешность, названия, образ жизни... Я видел их в природе; они смотрели на меня в книгах и журналах, я сам был творцом более 2000 их портретов... Бабочки и жуки из разных концов мира...

• Радость открытий. Это и ежедневные открытия -- встречи с насекомыми в местах, где до этого они не встречались, новые, порой необычные, даты встреч, неожиданности в численности и т.д. Это и научные открытия -- новые виды для города, района, республики или даже всей Прибалтики или всей Северной Европы, или новые для бывшего СССР, или новые для других стран.

• Радость эстетического восприятия -- возможность любоваться разнообразием форм и цветов.

• Радость романтики полевых работ, романтики природы.

• Радость кабинетной работы -- работы за бинокуляром с определителями, подчас трудный и потому интересный процесс определения, снова приводящий к открытиям.

• Радость препарирования (расправления) -- творчество создания коллекционных экспонатов, которые могут быть и шедеврами искусства,

• Радость рисования насекомых с натуры -- радость художественного творчества.

• Радость творчества при создании научных работ.

• Радость общения с единомышленниками -- энтомологами, друзьями.

• Радость памяти сердца -- взаимосвязь каждого собранного коллекционного экземпляра с местом, датой, реальными событиями того времени. По этой причине коллекция является самым бесценным достоянием каждого энтомолога.

• Радость наблюдений за насекомыми, уточнения их образа жизни, регистрации фактов.

• Радость создания фаунистических картотек.

28. Заключение

Подходит к концу рассказ, охватывающий период моей жизни до начала 1999 года (Рукопись составлена в октябре-декабре 1998 года и была доработана и уточнена весной 2001 года). В течение трех месяцев я вставал в шесть утра, готовил нам завтрак, кушал и садился за письменный стол. Я спешил продолжить работу. За три месяца я заново пережил многие моменты своей жизни... Я должен был бороться с самим собой, с желанием описать все самое интересное в жизни -- это, конечно, невозможно сделать за это время. Только теперь я по-настоящему пожалел, что не приобрел компьютер (Куплен осенью 1999 года). Правку рукописи пришлось вести корректурной пастой.

Остается исполнить последний долг. Я выражаю глубокую благодарность всем тем коллегам и друзьям, которые были со мной эти годы. Я благодарен за помощь в работе и жизни. Я благодарен фондам и организациям за финансовую и другую поддержку. Особую благодарность, благодарность от всего сердца, выражаю своей супруге, Лие Кеск, за многолетние понимание, терпение, великодушие и всестороннюю помощь.

Без упомянутой помощи достигнутые мною на пути энтомолога результаты не были бы такими, какие они есть.